1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

Обсуждая явления жестокости, мы приходим к предположению, что это явление возникает в любой революции, независимо от ее цели, класса и идеологии. Различия в этом аспекте революций определяются масштабом жестокости и способами ее обуздания. Изучение этого явления актуально для всех культур и обществ, потому что все культуры и общества время от времени переживают глубокие кризисы. Тогда и происходит всплеск жестокости, которая превращается в один из общественных институтов и организуется как элемент системы. По своей структуре схожи и антибольшевистские мятежи эсеров, и карательные операции Колчака или Петлюры, и красный бандитизм, и погромы Махно. Поэтому полезно для сравнения вернуться к эпизоду, который относится к проекту Февральской революции. Здесь были сконструированы прототипы этих механизмов.

Вот исторический факт, о котором теперь много пишут (даже болезненно много): 12 июня 1918 г. рабочие в Невьянске на артиллерийском заводе (7000 рабочих) подняли восстание, а чуть позже начали восстание рабочие Ижевского и Воткинского заводов. Пишут много, но объяснения нет — почему? Их тяготы и беды военного и революционного времени были типичными (судя по описаниям, гораздо более легкими, чем в центральной России). Они тесно общались с эсерами и соглашались, что будет лучше «Власть Советам без большевиков». Но и это не может быть причиной для такого шага! Почему идея сократить в Советах число большевиков и добавить эсеров толкнула рабочих залить кровью Прикамье, и уйти к Колчаку под красным флагом (!) — убивать и гибнуть? Ведь их собственная гибель была очень вероятна. Для такого шага у них не было никакого религиозного озарения, ни классовой ненависти, ни нестерпимой несправедливости.

Вот актуальная проблема!

Множество авторов восхищаются героизмом повстанцев, смутно намекая, что они убивали и гибли за идею — остановить большевизм, как террористы Азефа и Савинкова хотели уничтожить зло монархии. Эти невнятные объяснения подтянуты за уши. Такие параноидальные мессианские идеи, которые были предметом интенсивных исследований на материале германского фашизма — это особый сдвиг психики, результат культурной травмы, нанесенной социальной катастрофой. Теперь некоторые авторы робко пишут: «Антибольшевизм прикамских повстанцев имел скорее морально-психологический, нежели политико-идеологический характер».218

Что это значит? Какая у них были необычные мораль и психология? Как можно даже через сто лет не изучить явление нашего общества и нашей культуры! Ведь эти явления периодически потрясают нашу жизнь, а теперь уже бродят вокруг нас неподалеку. И это не Призраки коммунизма или капитализма!

Вот вехи трагедии рабочих Ижевска и Прикамья. В современном описании городов Удмуртии упомянуто Ижевское восстание 1918 г.: «Контрреволюционеры замучили и расстреляли (по официальным советским данным) около 9 тыс. чел., было уведено свыше 21 тыс. лошадей, 29 тыс. коров, сожжено более 3 тыс. жилых домов… Часть повстанцев вернулась в Советскую Россию, другая уехала в Калифорнию (США), некоторая часть осталась в Китае».219 Но разве они были контрреволюционерами! Совершенно наоборот, рабочие этих заводов в какой-то момент стали экзальтированными революционерами.

Историк Сибири в своей статье под названием «Белые под красным знаменем» прославляет успехи эсеров — генералов Колчака. Логика описания этих успехов и славы поражает, это крах рациональности. Но здесь нам важны факты. Автор пишет: «Ирония истории! Социалисты сражались в армии Колчака против большевизма, а в это время в тылу карательные отряды казаков-атаманов Красильникова и Анненкова вырезали целые деревни…

Они попали в трагическую ситуацию: сражаясь против красных, уже не хотели служить белым. Несмотря на страх перед возмездием, они начали сотнями уходить в леса к партизанам, лишь бы не оставаться у Колчака. Зимой 1920 г. более трех тысяч ижевцев вернулись в свой город на родной завод. Тогда их не стали расстреливать. Население Ижевска после ухода рабочих дивизий уменьшилось втрое, и на заводе некому стало работать. Красным нужны были руки квалифицированных рабочих.

В Сибири ижевцы и воткинцы тоже устраивались на местные заводы, но к ним относились как к предателям, калечили и убивали прямо в цехах. Сибиряки еще не видели красных, но зато вволю нагляделись на колчаковцев и люто их ненавидели. Ижевцы оказались между молотом и наковальней. В итоге рабочие-колчаковцы с семьями отступали все дальше, дойдя до Тихого океана…

По-разному сложились судьбы белых ижевцев. Многие рабочие по окончании Гражданской войны, после объявления большевиками амнистии решили вернуться на родину».220