чилось с самолетом, а скорее не сообщают, а когда они узнают об этом случайно, из новостей,
и еще не веря, переглядываются, мысленно припоминая, не этим ли рейсом я отправилась на
работу… Не думай! Не думай и помни - так я и сама заболею, зачахну и не найду в себе сил
что-нибудь делать. Страдать-то проще всего! А кто тут сделает за меня мою работу? Никто!
Так, отвлечься, отвлечься… Я сжала зубы, твердо решив думать о чѐм угодно, кроме нес-
частных своих родителей, и подняла лицо, вытирая щѐки тыльной стороной ладони.
И увидела ошарашенные лица кисейцев.
А вот, кстати, и отличное отвлечение.
Я быстро сориентировалась и старательно выдавила из себя очередную волну слез, сопро-
вождая еѐ всхлипываниями, а потом закрыла лицо руками и разрешила себе разрыдаться в
полный голос, тем более что успокоиться было гораздо сложней, чем плакать дальше. Так что
чего зря такой момент упускать? В моѐм положении следует пользоваться любой воз-
можностью заставить ситуацию работать на меня. Подстроить под себя мир. Ну, или хотя бы
попытаться.
Минуты через две интенсивных рыданий, выдержав нужную паузу, я снова посмотрела на
команду, надеясь, что страдание написано на моѐм лице так же ясно, как следы слѐз.
- Кто из вас ОН? – спросила я прерывающимся голосом (он хорошо у меня выходил после
рыданий). – Скажите мне, кто?
Даже злючка Алой нервно сглотнул. Синь то открывал, то закрывал рот, в общем, хлопал
им, пытаясь что-нибудь сказать и не мог. Тот, который прилип к карте, по кличке Фиолет, и
сейчас держал руки прижатыми к столу и вроде они слегка дрожали, хотя возможно это прос-
то картинка расплывалась от слѐз. Белок задумчиво сплетал и расплетал пальцы.
Ну давай же, Парфен, сдавайся быстрее. Запас слѐз не вечен.
И всѐ равно я узнаю!
- Кто это? – возопила я, подскакивая с лавки.
Кисейцы как будто замерли, как будто волшебным образом моментально заморозились и
только глазами хлопали.
Пепел вдруг встал и подался вперед. Потом резко остановился и вместо каких-либо пояс-
нений тряхнул головой, словно очнувшись, удивленно посмотрел на своих друзей, сжал зубы
и уселся на место.
Может, он?
Нет, не признаются. Они не признаются.
В момент, когда я поняла, что, несмотря на мою великолепную актѐрскую игру, призна-
ваться никто и не собирается, слѐзы окончательно высохли, а я набрала полную грудь воздуха
и завизжала.
Это просто поразительно, как сильно меня достала вся эта череда неприятностей. Я чуть
не умерла, чуть не разбилась в лепешку, рухнув с высоты двух километров. Оказалась чѐрти
где, так далеко от дома, что и представить страшно – ни семьи, не друзей, только Галя, ко-
торая вот-вот выскочит замуж и улетит на окраину галактики. Мне кровь из носу нужны день-
ги, нужен выигрыш, чтобы не сойти с ума, представляя, как сходят с ума родители – и что?..
Эти кисейцы как сговорились сделать меня еще более несчастной, чем я есть. Специально вы-
водят меня из себя! Привезли сюда и не дают играть! Ради какой-то своей забавы, имеющей
весьма странный душок!
- Скажите мне немедленно, кто это! – заорала я. – Немедленно! Как вы меня бесите! Вы
же специально молчите! Ну? Я хочу знать!
И я, стыдно признаться, но я топнула ногой! Прямо как в детстве, когда таким нехитрым
образом требовала от родителей всех положенных мне привилегий, то есть мороженое и муль-
тики.
Они всѐ так же молчали. То ли мой крик оказался таким же ошеломительным, как и ры-
дания, то ли они от прошлого ещѐ не отошли.
- Немедленно, мать вашу, скажите, кто он, а то буду орать, пока не охрипну! – пригрозила
я. Кричать я умела, натренировалась на летних опенэйрах, где вопить как можно громче не то
что возбраняется, а наоборот, положено. Да и приятно это – подпеть во всю силу легких лю-
бимой группе, не заботясь, насколько фальшиво звучит твой голос (его попросту не расслы-
шать в массе остальных, не менее громких голосов).
Я так разозлилась, что смогла бы визжать, вероятно, без передыху, не меньше часа. По
крайней мере, я собиралась приложить все усилия, чтобы мои захватчики ощутили своими ба-
рабанными перепонками (или что там у них в наличии) всю глубину моего возмущения.
И всѐ было бы прекрасно, если бы в самый момент ответственный момент, когда я уже
набирала полную грудь воздуха, предательски не зазвенел звонок связи и лязгающий металли-
ческий голос, ничуть не впечатленный моими вокальными данными, не сообщил:
- Команду номер три вызывает на связь команда номер четыре. Соединяю.
И над столом немедленно развернулся экран связи, настроенный на автоматическое со-
единение.
При виде Кювета я резко выдохнула и замолчала, однако, судя по его кривому лицу, часть
моего выступления он успел услышать и оценить.
- Так ты и правда у кисейцев прохлаждаешься? – спросил он у меня таким тоном, будто я
сюда погостить приехала, а не в качестве военнопленной. – Заняться больше нечем? – Кювет
вальяжно развалился в походном кресле, собранном из трубок и натянутой на них ткани, и
грозно нахмурился. – Я думал, Белошвейка врѐт.