Лебензон слегка охренел. Пока что он только кивал как китайский болванчик – слова про КПСС всегда вгоняют любого советского человека в легкий транс, так что я продолжил:
– Каждый комсомолец должен уметь дать отповедь грязным инсинуациям, которые распространяют бесчисленные враги нашего самого передового в мире государства! – Тут в зале кто-то из понявших, куда я веду свою речь, хрюкнул, сдерживая смех. – Надо спросить у нашего товарища: может, он излагал содержание передачи с целью осудить клеветнические измышления, а написавший жалобу сознательный советский гражданин просто немного не разобрался? Наверное, так и было, да, Каримов?
Ароныч сидел как оплеванный. Вместо того чтобы вызвать этого языкастого любителя вражьих голосов и предупредить, дабы тот поменьше трепался, где не надо, он согнал зачем-то собрание. Впрочем, ответ на сигнал я ему только что продиктовал практически. По крайней мере Каримов, если не совсем дурак, в объяснительной так и напишет.
Сейчас эпоха расцвета политических анекдотов. И каждый второй из них начинают стандартным запевом: «Ехал я в трамвае, и какая-то тварь рассказала. Пока повернулся дать отповедь, негодяй вышел на остановке». То же самое, только другими словами, и Лебензон должен был написать. Так что продолжил он метать молнии с уже гораздо меньшим энтузиазмом. Что-то забухтел про космические корабли в Большом театре, опять зыркая на меня.
Тут прозвучало спасительное «Седьмая, Томилина, на вызов! Повторяю…», и мы с облегчением ушли. Впрочем, воодушевленный отодвинувшейся расправой Каримов успел благодарно кивнуть.
Что-то такое с Томилиной творится. То глазки мне строила, чуть ли не в машине согласна была, а утром позвонила куда-то и упорхнула, сославшись на занятость. Вот кто их поймет, этих женщин? У меня до сих пор не получилось.
Так и побрел домой один. Зашел в гастроном, в овощной, в булочную – и все, продуктами нагрузился, будет из чего приготовить горячее. Да хоть «змеиный» супчик на картофельно-вермишельном бульоне и с зажаркой из лука и мелко порубленной вареной колбасы. Но сначала мыться и спать.
Пора прекращать эти трудовые подвиги. Оставлю ночные дежурства и парочку выходных прихвачу, чтобы ноль семьдесят пять ставки получалось. А нет, и половинка сойдет. Я не железный, а здоровье важнее.
Но только я успел рассортировать жратву по местам, как нате – зазвонил телефон. Кого еще с утра пораньше?
– О, Андрюха, еле дозвонился! – зачастил Давид. – Тебе до двенадцати кровь из носу в партком института необходимо явиться. Выбритым и трезвым.
– Да погоди бежать, – оборвал его я. – Что мне в парткоме делать? Я вроде не член партии.
– Не знаю, сказали разыскать и привести, я и выполняю. Как дисциплинированный студент, – захохотал Ашхацава.
– И второй вопрос: где мои зимние вещи? А то холодать стало.
– Да ты их все весной матери отвез, чтобы не мешались, – ответил Давид. – Все, давай, я тут пару часиков еще, и в общагу. Заходи, не стесняйся. Пивка попить надо. Немного, по паре кружек, расслабиться.
Интересно, что там в институте от меня хотят? Из-за грамоты от МГК? Ну да, такое в нашей альма-матер редкость. Но если там где выступить и вдохновить нужно, так это через комитет комсомола. А партком? Вообще даже представить не могу. Главное, чтобы не ругали. Хотя вроде и не за что. Сейчас все узнаю.
Кстати, Степану Авдеевичу вторую половину коньячной дани занести надо. Не просто так он меня почти месяц прикрывал. А то подумает еще, что я его кинул.
В парткоме я раньше никогда не бывал. Дверь видел, а внутрь не заходил. В принципе, ничем от других присутственных мест не отличается. Чуть получше деканата, да и то за счет меньшей пошарпанности. Ходят сюда все же реже, и не студенты. И секретарша здесь сидела суровая и возрастная. Почти на секретной работе, как же.
Зашел, представился.
– К Борису Константиновичу, – кивнула она на дверь. – Свободен сейчас.
О как! Да тут почти что демократия! Даже в приемной не мурыжили, сразу запустили. Мужика этого я вроде видел. Не то на организации здравоохранения, не то на госпитальной терапии. Он встал, из-за стола вышел, руку пожал. Что им от меня надо? Не к добру это.
– Присаживайтесь, Андрей, – предложил он. – Давайте сразу к делу. От имени партийной организации поздравляю вас с высокой наградой.
Я промямлил что-то в стиле «на моем месте каждый» и так далее.
– Возможно, вы слышали, Андрей, что комсорг вашего курса Петр Баринов по семейным обстоятельствам был вынужден перевестись в другой вуз.
Покивал: мол, знаю. Я эти обстоятельства, можно сказать, руками щупал. Я уже начал догадываться, за каким хреном меня позвали сюда, и это вызвало какие-то неприятные ощущения в эпигастрии. Под ложечкой засосало, короче.
– Учитывая, что на вашем потоке кандидатов и членов партии нет, было высказано мнение выдвинуть вашу кандидатуру на эту должность…