15 ножевых

– Конгрэтс, – сказал я деду. – Шиз элайв… – И на всякий случай потряс кусочком кардиограммы.

Тут в коридоре зашумели, судя по всему, спецы приехали. К нам запустили одного врача без ничего, типа на разведку. Томилина подорвалась, быстро все рассказала, показала. Короче, пост сдан – пост принят.

Приезжий доктор важно кивал: дескать, ладно, не обосрались, все правильно, по инструкции. Ну а мы не гордые. Пусть кремлевские врачи с кучей оборудования везут реанимированную бабу в больницу, которая положена ей по рангу, а мы тут потихонечку соберемся да поедем.

Запустили фельдшеров, они в удивлении уставились на вены. Надо ставить капельницы, а куда?

– Под ключицу цельтесь, – посоветовал я цэкабэшным. – Там зайдет.

Позыркали на меня, послушались. А почему и не послушать, если это врачебная манипуляция?

Сижу, собираю сумку, никого не трогаю. Слышу, подошел кто-то. Смотрю, дед этот лысый, в очках, которого я «дышать» просил.

Короче, мне был преподан урок правильного изложения огромной благодарности на английском. Понял я не все, но мужик, похоже, искренне радовался. Вытирал платком слезы. Я, понятное дело, встал, произнес: «Донт мэншин ыт, ытс ауэ вок». Короче, порасшаркивались.

Потом очкарик пошел к Томилиной, даже приобнял ее. Засмущалась. Покраснела. И даже на меня глазками стрельнула. Смотри! Американец обжимается.

Вот так становятся героями. Кто качал девку до нашего приезда, кто будет лечить после – все будут забыты. А при нас задышала – и мы на коне. Молодцы, один укольчик сделали, командовать реанимацией начали, кардиограмму сняли. И, самое главное, принесли благую весть. Вот так всегда, по крайней мере в медицине. И ладно.

А лучше бы про нас тоже забыли. Никогда не любил именитых пациентов. От них не знаешь чего ждать. Помню, был случай, одного психиатра на вызове зарезали даже.

* * *

Праздник вокруг быстро становился чуждым нам. Спецы грузили повесившуюся на носилки, даже успели воткнуть в подключичку капалку. Лысый дед куда-то испарился, а нас заботливо под локотки повели на выход. Я притормозил еще раз проверить на случай забытых предметов, ампул, но буквально на пару секунд.

Томилина тоже остановилась и спросила у сопровождавших нас неулыбчивых клонов майора Пронина, как бы получить паспортные данные спасенной. Не любопытства ради, а карты вызова для. Положено так: напиши на бланке, кого спасал. Ей что-то буркнули вроде «Потом узнаете» и поволокли к выходу. Ничего страшного, надпись «Неизвестная» тоже прокатит. И возраст приблизительно, а вместо адреса – место вызова.

– Пиши, Джулия Хаммер, – прошептал я на ушко Томилиной на лестнице.

– Это точно?

– Точнее некуда. Когда приехали, говорили же.

– А я и забыла, представляешь?

Из машины даже не отзванивались, поехали сразу на базу. Ибо на часах без совсем немногих минут восемь, смене конец. Елена села в салон, в мое козырное кресло, а я поехал впереди.

Уже и речку пересекли, выехали на Профсоюзную, и тут Елена меня по плечу постучала. Повернулся, а она посмотрела на Харченко, махнула рукой: мол, потом. Передумала, значит. Может, внезапно в туалет захотела?

На подстанцию мы заехали с эскортом. Оказывается, всю дорогу нас сопровождала неприметная «тройка» цвета слегка обесцвеченной бриллиантовой зелени. Из машины выбрался бравый молодец, судя по суровому виду, из той трехбуквенной организации, которая не ГАИ, и сразу обрадовал нас:

– Ни с кем не разговаривать, через минуту – в кабинет заведующего. Всем… – добавил он, пристально глянув на Мишу. Потом вздохнул, вытащил красное удостоверение. Со знаменитыми буквами. КГБ СССР.

У водилы нашего, в отличие от меня, телепатический модуль работал как надо, так что он слегка смутился и был готов произнести классическое «А я чо, я ничо», но чекист умчался вперед, причем так уверенно, будто проработал здесь примерно лет двадцать. Хотя проект типовой, был на одной подстанции – считай, побывал на всех.

В сортир, кстати, ломанулся Харченко, видать, предстоящая встреча затронула какие-то тонкие струны его души. А Томилина потащила меня в пустую курилку и прошептала мне на ухо:

– Глянь!

В правой ладошке, протянутой ко мне, лежал перстень. Мужской. Вроде и простой, но очень солидный. Я не специалист ни разу, но сдается мне, что золото с платиной. И камнем, белым и прозрачным. Наверняка циркон или топаз светлый, бриллиантов такой величины поди не бывает.

Я взял находку и бездумно провел по стеклу, прикрывавшему пожарный щит. Раздался скрежет, и я понял, что испортил казенное имущество царапиной. Мысли в голове сразу приобрели исключительно матерное содержание, а память угодливо подсовывала сюжеты фильмов, в которых люди после крупных находок попадали в еще более крупные неприятности.

– Где? – только и смог спросить я. Тоже шепотом.

– В кармане халата, после гостиницы, – ответила Елена.

– Доктора, вы где? – раздался голос Миши, обретший чрезвычайно довольный оттенок. – Зовут нас там.

– Молчи, – успел я шепнуть Томилиной.