15 ножевых

Томилина написала карточку и зачем-то решила завести беседу о смысле жизни. Сидит, объясняет Витечке, что ему бухать нельзя, травма, операция, все такое.

Неожиданно в разговор влезает жена клиента и вопрошает докторшу:

– А как же не пить-то?

Занавес. Я решил не ждать, а то как бы дама не начала проповедовать священные принципы из серии «Бьет – значит любит». Собрал чемодан, и пошли.

На обратном пути Миша опять надумал посоперничать с Евгением Вагановичем в части юмора. Видать, сглотнул обиду от неполученной награды и решил жить дальше. Ценю. Но когда он произнес свой зачин «А сейчас, доктора, я вам расскажу…», живо напомнив мне о планах нападения на одно суверенное государство, я его прервал:

– Миша, не сейчас. Тормозни вон там, у кулинарии.

Так и не узнав веселой истории, от которой Харченко как минимум трижды чуть не обоссался, я пошел в царство вкусняшек. Кому-то, может, и не по душе тяжелый масляный крем и пропитанные сахарным сиропом бисквиты, спорить не буду. А мне заварные нравятся. Вчера три штуки слупил с чаем – бальзам на душу. Вот их и возьму.

– Здравствуйте, заварные свежие?

– Да, сегодняшние.

– Пятьдесят штук, пожалуйста.

Даже бровью не повела. Будто у них тут мелкий опт по пять раз в день случается. Хотя для всяких дней рождений на работе – лучший выход. Всем по одной выдал – считай, отметился. Одиннадцать рублей все удовольствие, двадцать две копейки за штуку. Девчата даже притащили две коробки из-под масла, помогли сложить. А как же, на работе надо проставиться, это святое. А то скажут: мол, зажал. Сейчас поставлю возле диспетчеров, мимо все проходить будут, возьмут и вспомнят Андрюху Панова.

Перенес гостинцы в машину в два захода. Бригада проставой впечатлилась. А как же, халява. Что там, на станции, будет еще? Харченко, когда приехали, даже помог мне донести гостинцы на второй этаж.

И тут, как назло, Лебензон. Сразу завел шарманку: кто разрешил отклониться от маршрута да почему используется транспорт в личных целях. Нет, надо с мужиком мириться. Это не дело. Я воевать не люблю. Так что я схватил заведующего за локоток и, преодолевая легкое сопротивление, оттащил его в сторонку.

– Лев Аронович, в первую очередь, я хотел бы извиниться. Сами понимаете, на нервах после такого. Сам не свой был.

– Принято, – буркнул Лев Аронович.

Ни хрена он не простил, обозначился только. Ладно, воспользуемся запрещенными приемами.

– И вообще, если честно, это она, – сказал я лучшим заговорщическим шепотом.

– Кто? Что? – встрепенулся Лебензон.

– Сима. Это она меня бросила. Потом передумала, но сами поймите: у меня тоже характер и принципы, – нес я важную стратегическую дезинформацию. – Но мы в очень хороших отношениях остались, вы не подумайте…

Заведующий внимательно на меня посмотрел, вроде успокоился. Я ему даже пироженку предложил, но он отказался. Язва у мужика.

Строгая диета, а то дело совсем швах.

* * *

Вызовы перли ровным потоком, позволяя заехать на подстанцию и даже попить чайку. Не было ни долгих перерывов, ни другой крайности, когда диспетчер вопит по рации: «Бригады, на базу не возвращайтесь, много вызовов!» – и по очереди адресно выкрикивает тех, кто уже долго не отвечает.

Я тоже пил чай, улыбался в ответ на поздравления и несколько раз демонстрировал награды. А в голове все больше и больше зудела мысль про завтрашнюю встречу. Эйфория потихонечку улетучивалась, и начали появляться вопросы. Пока без ответов.

Как заинтересовать состоявшегося ученого, чтобы он стряхнул пыль со своей старой работы? Ведь он сейчас ни много ни мало, а замдиректора Института питания. Старший научный сотрудник. Понятное дело, когда во второй половине восьмидесятых и в девяностые поднялась шумиха, он ту старую работу вспоминал. А уж после Нобелевки… Не знаю, как его, а меня жаба давила бы. Но сейчас? Когда ни слуху ни духу?

Более того, к нему придет пацан, студент. Что профессор думает в первую очередь? Известно, что: старшекурсник пытается пристроиться на теплое место, чтобы остаться в столице и при науке. Не заявлять же ему с порога, что я все знаю про будущее. Это только в дешевом чтиве можно послать письмо вождю, и тебе сразу поверят.

В жизни все не так. Да и подозрительно психиатрией запахнет. Хорошо, если просто пошлет подальше. Нет уж, тоньше надо. А как? Додумать эту мысль мне дал новый вызов. Да еще какой!

* * *

Я просто удивляюсь иногда, как диспетчеры обрабатывают информацию от пациентов. Поводы обычно указывают простые: болит что-то. Самые козырные и вне очереди – уличные: «болит сердце» и «потерял сознание». Но когда приезжаешь, иной раз оказывается, что не голова болит, а нога вывихнута, не живот беспокоит, а дырка в нем. Так что надо быть готовым ко всему. Вот и сейчас: «болит голова».