На пороге стояли женщина с девочкой, примерно того же возраста, что Фабиан. Бродячие торговцы – так я сначала подумал: женщина держала корзину со связками каких-то деревяшек. Но вдруг Эвелин восторженно воскликнула: это оказались маленькие флейты, вырезанные вручную из дерева. Она побежала за кошельком, а мы с Фабианом остались с нежданными гостями.
«Хорошенько приглядывайте за сыном», – внезапно сказала женщина у двери. Она смотрела на меня с лютой ненавистью. Ее глаза покраснели от слез, девочка тоже плакала, уткнувшись лицом в юбку матери.
«Очень хорошо приглядывайте, – повторила она. – Сегодня я потеряла своего сына».
Наконец я обратил внимание на их одежду: длинные накидки из густого коричневого меха. Из кроличьего меха. Только тут я понял, что сделал… Кролик, которого я убил, не был кроликом.
Как раз в этот момент меня позвала Эвелин, спросила, не попадался ли мне ее кошелек. Я резко крикнул, что нет, и в панике назвал жену по имени. Услышав это, женщина-фейри улыбнулась: «Ты отнял то, что было дорого мне. Теперь я заберу то, что дорого тебе».
Я крепко прижал Фабиана, боясь, что она похитит его. Должно быть, чувствуя мой страх, он заплакал. Вернулась Эвелин. Кошелек нашелся, и она вытаскивала из него монеты. Я хотел тотчас захлопнуть дверь перед женщиной-фейри, но от осознания, что натворил, застыл на месте. Сумел лишь буркнуть Эвелин, чтобы она ничего не покупала, но жена только нахмурилась – решила, что я просто груб с торговкой. Протянула ей деньги и приняла взамен тонкую деревянную флейту. Женщина-фейри снова улыбнулась, затем повернулась и пошла через сад обратно к лесу.
Когда я запирал дверь на засов, меня трясло, но если Эвелин и заметила, то ничего не сказала. Положила флейту на полку и повела Фабиана наверх, пытаясь его успокоить. Как только они вышли из комнаты, я бросил флейту в огонь и смотрел, как она сгорает дотла. Потом взял мертвого «кролика» и осмотрел. На первый взгляд, ничего необычного. И все-таки кое-что обнаружил: на брюшке мертвого существа была крошечная пуговица. Я не осмелился ее расстегнуть. Было бы невыносимо увидеть, что на самом деле скрывается под чарами наваждения. Я ушел в свою мастерскую и сидел там допоздна – ждал Флоренс. Надо было рассказать ей обо всем, предупредить: вдруг фейри вернется.
Когда подъехала машина Флоренс, я отправился в дом и, едва переступив порог, услышал звуки флейты. Я вбежал в кухню. Эвелин играла и смеялась, показывая Флоренс свое приобретение. Ту самую флейту, которую я бросил в огонь. Увидев мое лицо, жена перестала улыбаться. Я спросил ее, где она взяла флейту. Вопрос озадачил Эвелин: конечно, с полки, куда и положила.
Тогда я понял, что флейта заколдована и ее просто так не уничтожить. Подождав, пока Эвелин ляжет спать, я спрятал флейту в мастерской, надеясь, что за какое-то время придумаю, как от нее избавиться. Флоренс, когда узнала от меня о случившемся, велела утром сходить к старой цыганке и попросить совета.
В ту ночь я долго не смыкал глаз – боялся уснуть. Но в конце концов, не заметив, все-таки задремал. Проснулся, вздрогнув. В комнате еще стояла темнота, но кровать рядом со мной была пуста. Эвелин исчезла. Место, где она лежала, хранило ее тепло, значит, встала недавно. Наверное, решила заглянуть к Фабиану. И тут до меня донеслись чуть слышные звуки флейты.
Я вскочил, за считаные секунды оделся, выбежал из комнаты и крикнул Флоренс, чтобы она проверила Фабиана. Проносясь по дому, я открывал каждую дверь и звал Эвелин. Поднялся шум: Фабиан плакал, растревожился и мой отец наверху. Но успокаивать их времени не было. Я помчался вниз по лестнице. Кухонная дверь была слегка приоткрыта. Значит, Эвелин вышла на улицу. Я кинулся в мастерскую: флейта лежала там, где я ее спрятал, но за домом слабо звучала жуткая мелодия. Обогнув дом, я побежал через сад, выкрикивая ее имя. За калиткой вдалеке виднелась освещенная луной фигура в белой ночной рубашке, бредущая, словно в трансе, к лесу. Это была Эвелин.
Я пустился за ней, я звал ее, но она так и не обернулась. Будто не слышала меня. И затем вдруг пропала. В одно мгновение – вот она была, и вот ее уже нет. Я кинулся туда, где видел ее в последний раз, когда она собиралась перейти ручей по камням. Не прошло и двух минут, как добежал до этого места, но ее и след простыл. Я не знал, что делать. Кричал, пока не охрип. Перешел ручей, побежал в лес, потом вернулся, и так дважды. И все это время флейта играла свою ужасную, окаянную мелодию.
Уже начало всходить солнце. Заставив себя думать, я вспомнил, что текучая вода должна разрушать чары. И внезапно отчетливо почувствовал, что она не переходила ручей. Надо было проверить, и я побежал вдоль ручья. Несколько минут – ничего. Я уже был готов сдаться, вернуться в поместье и обратиться за помощью. Но потом увидел ее.
Голос Стича оборвался. Рыжая ничего не говорила, понимая, что он подошел к самому тягостному моменту своего прошлого.