Сам Тошка любил всех. Он не пропускал ни одной юбки и то и дело бегал залечивать нежданные последствия любви к знакомому дерматологу.
– Верно, – подтвердил Белкин, обсасывая воблу. – Товарищ, верь, придет она, любовь к конфетам из говна. Ну и к бабам тоже.
– Вы не понимаете, – отхлебнул пиво из кружки Леня. – Мне нравятся женщины. Но… как бы это сказать… Платонически. Как у классиков. Вот, к примеру, в театре…
– Надо будет как-нибудь выбраться в этот ваш театр, – перебил Тошка. – Времени все никак не найду.
– Желания ты не найдешь, – укорил друга Леня.
– Ну и желания тоже, – театрал из Тошки был аховый. – Не понимаю этого вашего увлечения, уж извините. Бегают по сцене здоровенные лбы, изображают из себя невесть что. Несут всякую ахинею. С чего бы я этим стал интересоваться? Другое дело танцульки или футбол. Но я выберусь, вот увидите – на вас, бездельников, посмотреть. Время найду и выберусь.
Год шел за годом, но времени у Тошки так и не находилось. «Гамлет» сменился «Кориоланом», затем «Ромео и Джульеттой», «Юлием Цезарем», «Отелло». Леня играл главные роли в каждом из них. Он перевоплощался на сцене, преображался, творил. Он сценой жил, чувствуя себя за ее пределами неуютно и скованно.
Машенька больше к себе не приглашала. Года три Леня встречался с исполнительницей второстепенных ролей, рослой, кровь с молоком брюнеткой Ларой Тарасовой. Та была терпелива и обходительна, мечтала выйти за Леню замуж и год за годом недостаток мужской пылкости ему прощала. И лишь убедившись наконец, что в плане женитьбы с этим кандидатом каши не сваришь, дала Лене отставку и переключилась на Саню Белкина, который к тому времени как раз оформил пятый по счету развод.
На шестую свадьбу Белкина явился Тошка.
– Это кто? – разглядывая Машеньку Павловскую и причмокивая от восторга, осведомился он.
– Моя партнерша, – Леня укоризненно покрутил головой. – Я же тебе сто раз про нее говорил.
– Потрясная телка.
Леня поморщился – просторечия и вульгарщину он не жаловал.
– Хочешь с ней переспать?
– Само собой разумеется.
Леня хмыкнул.
– Не проблема. Пойдем, я вас познакомлю. Можешь сказать ей об этом прямым текстом.
К Лениному изумлению, спать с Тошкой Машенька наотрез отказалась.
– Не в моем вкусе, – объяснила Лене она. – У мужика на уме ланцеты, бинты, капельницы, анализы… А я человек творческий, меня от всего этого воротит.
Сутки спустя Тошка впервые явился в театр на «Отелло». Занял место в первом ряду и два часа проскучал, оживляясь, лишь когда на сцене в роли Дездемоны появлялась Машенька. На следующий день он пришел опять, притащив с собой исполинский букет хризантем, за которым самого Тошки было не видно. Цветы Машенька приняла. Ухаживания отвергла.
– Наваждение какое-то, – жаловался в пивной истощавший, осунувшийся Тошка месяц спустя. – Что мне до этой телки, казалось бы? Но вот хочу ее так, что думать ни о чем другом не могу. Представьте: потерял покой и сон в буквальном смысле. Оперирую и то с трудом – надо живого человека резать, а у меня Машкина задница на уме.
– Неудивительно. Всякое препятствие любви лишь усиливает ее и преумножает, – заметил Леня.
– Да иди ты со своим Шекспиром. Тоже мне цитатник на все случаи жизни.
Леня невольно задумался. Цитирование и вправду вошло у него в привычку. Иногда он даже не замечал, что изъясняется словами классика – настолько те, заученные наизусть, не одну сотню раз произнесенные на репетициях и спектаклях, въелись, впитались в него.
– Что, так ни разу и не дала? – отогнав посторонние мысли, участливо спросил Леня.
– Ни разу, курва этакая. Нет, говорит, и все.
– А ты на ней женись, – посоветовал опытный Белкин. – Сделай ей предложение, честь по чести. Замуж-то все бабы хотят. Хорошо, пускай большинство. Женишься и дери ее сколько угодно.
С минуту Тошка молчал, почесывал начавший лысеть лоб.
– А чего, – выдал он наконец. – И женюсь.
– Ты что, всерьез? – охнул Леня.
– На полном серьезе.
– Одумайся, – принялся отговаривать Леня. – Советы принимай от всех дающих, но собственное мненье береги. Мужчины похожи на апрель, когда ухаживают, и на декабрь, когда уже женаты. Нет, актриса она, конечно, классная. Но как женщина… Будешь расхаживать с рогами и мычать.
Тошка вновь почесал залысины.
– Любовь зла, – рассудительно проговорил он. – Решено: женюсь.
– Правильно, – одобрил Белкин. – А надоест – разведешься.
Днем Ильич не сомкнул глаз. Нервно расхаживая взад-вперед по прохудившимся щелястым половицам, скрипом отзывающимся на шаги, он думал о том, что предстоит проделать нынешней ночью, жаждал этого и страшился одновременно.
Офелия не какая-нибудь кормилица, дуэнья или горожанка, проходной персонаж, у которого даже имени нет. И не второстепенный герой, без которого в представлении можно обойтись, как, к примеру сказать, без Эмилии, Луции или Бьянки.