— Конечно, — Старостин бросил на меня недоумённый взгляд. — Не сезон сейчас на лося ходить. Даже аристократы в своих поместьях себе такое редко позволяют. А эти аккурат на границу с пустошью попёрлись, думали, поди, обойдётся. Сволочи!
— Если проблем столько, зачем вызвали-то? — я искренне удивился. Никогда мне не понять человеческую логику.
— Надеялись, что я на месте пулю вытащу, перевяжу, и всё нормально будет, — поморщился старший фельдшер. — Совсем меня за идиота держат, что ли? Даже взятку предлагали рыбой да той же лосятиной.
— И как не побоялся против них идти, у них же ружья есть, — я покосился на Старостина.
— И что? У меня тоже ружьё есть, и посерьёзнее ствол с собой найдётся, — пожал он плечами, судя по всему, не понимая до конца, что я имею в виду. — На границу с Пустошью с голыми руками не ездим, мало ли что выскочит. Через границу иной раз твари как-то умудряются перескочить.
— Дела… — пробормотал я. Похоже, местные правила, особенно негласные, мне ещё изучать да изучать. — А с этим что делать? — я как представил, что мне придётся снова в клинику звонить и ругаться, чтобы этого браконьера с «болью в плече» от нас забрали, так у меня руки сами собой в кулаки сжались. Даже мысли все посторонние из головы вылетели.
— Да сами увезём, — махнул рукой Старостин. — Пулю сейчас извлечёте, перевяжете, от столбняка уколем и увезём. Он здоровый, правда, как тот лось, ни хрена с ним не случится.
Я только рукой махнул и поплёлся в перевязочную, где Наталья Сергеевна уже должна была мне подготовить пациента. Интересно, как скоро я начну сожалеть, что не нашёл способа остаться на пустошах подольше?
Глава 11
Ночью мне поспать снова не удалось, потому что в Петровке произошёл инцидент. Гальку Акимову выпустили на свободу, посчитав, что на этот раз она не слишком виновата в произошедшем с её сожителем. Уж не знаю, чем руководствовались следователи при этом. Вполне возможно, что они её отпустили намеренно, чтобы в эту злополучную Петровку никто посторонний больше не вошёл и не пробрался сквозь неё к Мёртвым пустошам. Ну а что, тоже верно. Гуляют они, похоже, с размахом и не слишком благожелательно настроены даже к себе, не говоря уж про пришлых.
Так вот, эта самая Галька решила устроить праздник в честь своего досрочного освобождения. Пока добиралась из Твери до дома, прикупила пару петард. На хрена она это сделала, так никто и не понял, наверное, душа настолько хотела праздника. В итоге одну из петард запустили прямо в комнате её убогой избушки, и она приземлилась аккурат в Галькиной тарелке. Как дом не сгорел, удивило всех. Но только потолок подпалило, да стол прогорел.
Ничего фатального и с людьми, решившими посетить сие увлекательнейшее мероприятие, не произошло. Её и парочку «гостей» слегка посекло осколками, которые я полночи и выбирал у неё из лица. Хорошо ещё, что глаза не задело. Ехать в Тверь Галька наотрез отказалась.
— Мне что, потом опять домой на перекладных добираться? — спросила уже протрезвевшая женщина. — Здесь клади. Ничего с Петрихой не случится, потерпит моё присутствие.
— Галя, а ты какое образование получила в своё время? — вкрадчиво спросил я, потому что сказанная фраза ввела меня в жуткий диссонанс.
— Да какая разница? — она посмотрела на меня с неприязнью, словно я задел очень неприятную для неё тему. — Что есть, всё моё. Так мне домой шлёпать, или хоть до утра подержишь?
— А чего тебя держать, ты что, буйная? — я усмехнулся. — Сколько пила до праздника?
— Думаешь, белку словлю? — она хмыкнула. — Не бойся, нет предпосылок.
Я внимательно на неё посмотрел. Если её протрезвить как следует, отчистить и марафет навести, то вполне симпатичная женщина получится. Это же надо было так себя довести! Я глянул в карточку. А ведь ей всего тридцать лет. М-да, даже мне таких, как Галька не понять.
— На слово не поверю, — предупредил я её. — Начнёшь куролесить, быстро скручу и бандеролью в Тверь отправлю, — бросив пинцет в лоток, я принялся стаскивать перчатки. — Таня, давай оставим эту красоту здесь. Не хотелось бы, чтобы лицо загнило, вся работа тогда насмарку пойдёт.
— Добрый вы человек, Денис Викторович, — улыбнулась мне Татьяна, дежурившая сегодня ночью на телефонах, и потащила Гальку в палату, куда ещё вечером мы подселили одну задорную бабульку с обострением желчнокаменной болезни. Что и в каких количествах она ела, бабулька так и не созналась, но со слов давно работающего тут персонала, она на недельку раз в два-три месяца к нам залетает. Потому что слово «диета» деревенские жители считают чуть ли не матерным.
Бабульку не оперировали, справлялись консервативными методами: большими дозами спазмалитиков и, да-да, той самой диетой. Видя на тарелке жидкую кашу на воде, бабка всегда орала, что её хотят заморить голодом, но это были уже нюансы.
— М-да, так меня ещё никто не называл, — пробормотал я, потерев подбородок, и ругнулся, наткнувшись на щетину.