– И вонзил рог ему в поясницу, – подтвердил Шарп. – Так вот, сеньор, я – бык, и я ранен. Лу стоит ко мне спиной. Поэтому сегодня вечером, когда он думает, что мы слишком слабы и не можем ничего предпринять, мы и выступим.
– Но только чтобы наблюдать, – осторожно сказал партизан.
Он слишком часто терпел от Лу поражения.
– Чтобы наблюдать, – солгал Шарп. – Только наблюдать.
С Харпером Шарп был откровеннее. Поднявшись на вершину воротной башни, два друга долго смотрели туда, где в туманном краю за восточной долиной укрывалась деревня Сан-Кристобаль.
– По правде говоря, я и сам не знаю, почему иду туда, – сказал Шарп. – Приказа на это у нас нет, и я не уверен, что, добравшись, мы сможем что-нибудь сделать. Но причина, чтобы пойти, имеется.
Он замолчал, обнаружив вдруг, что не знает, как объясниться. Ему всегда было трудно облекать в слова потаенные мысли, не показывая при этом свои слабые места, свою уязвимость. Да и редкий солдат умеет делать это толком. А сказать он хотел вот что: солдат хорош настолько, насколько хорош его последний бой, а последний бой Шарпа завершился бедой, оставившей Сан-Исидро в дыму и крови. В армии немало придир и дураков, которые обрадуются, что выскочка из рядовых наконец получил по заслугам, а значит, Шарп должен нанести ответный удар, иначе он потеряет репутацию удачливого солдата и победителя.
– Вам надо разбить этого Лу? – нарушил молчание Харпер.
– Для этого у меня слишком мало людей. Стрелки пойдут за мной, но приказать идти в Сан-Кристобаль людям Донахью я не могу. Вся эта затея, наверное, пустая трата времени, Пэт, но есть шанс… полшанса, что я увижу одноглазого гада в прицеле винтовки.
– Вы удивитесь, – сказал Харпер, – как много парней из Ирландской королевской хотят пойти с нами. Не знаю насчет офицеров, но старший сержант Нунан пойдет, и тот парень, Рурк, и буйный ублюдок Леон О’Рейли, который ничего так не хочет, как убить побольше лягушатников, и еще много таких же. Понимаете, им надо кое-что доказать вам. Что они не такие трусы, как Кили.
Шарп улыбнулся и пожал плечами.
– Скорее всего, Пэт, это пустая трата времени, – повторил он.
– Так какие еще у вас планы на этот вечер?
– Никаких, – сказал Шарп. – Никаких планов.
И все же он знал: новое поражение лишит его всего, чего он добился и что заслужил. Но знал он и то, что не пойти, сочтя месть неосуществимой, означает признать победу Лу, а согласиться с таким поражением не позволяла гордость. Скорее всего, отправившись к Сан-Кристобалю, он ничего не достигнет, но идти обязывает долг.
Выступили, когда уже стемнело. Донахью заявил, что тоже пойдет, и с ним пятьдесят гвардейцев. Желающих было больше, но многим пришлось остаться, чтобы охранять семьи и имущество. Оставшиеся вместе с имуществом переместились в воротную башню – на тот случай, если Лу решит вернуться и довести до конца начатое.
– Вот повезло бы так повезло, – сказал Шарп. – Я иду пристрелить его, а он – кастрировать меня.
Учитывая такой вариант, как возвращение французов в Сан-Исидро, Шарп выслал вперед дозор из стрелков.
– Что будем делать, если наткнемся на них? – спросил Донахью.
– Спрячемся, – сказал Шарп. – Семьдесят человек не могут разбить тысячу – по крайней мере, в открытом бою.
Засада еще могла бы иметь шансы на успех, но никак не схватка на голой, залитой лунным светом местности, с превосходящими силами противника.
– Не люблю драться ночью, – продолжил он. – В такой вот ночной драке меня и взяли в плен. Темно, хоть глаз выколи; мы суемся то сюда, то туда; никто ни черта не видит и что делать не понимает, кроме, понятно, индийцев, которые всё прекрасно знают. Обстреливали нас ракетами. Как оружие они бесполезны, но ночью ослепили, а когда я проморгался, гляжу – вокруг пара дюжин здоровенных жлобов с наставленными на меня штыками.
– Где это было? – поинтересовался Донахью.
– В Серингапатаме.
– И какие же это дела были у вас в Индии? – В голосе Донахью прозвучало явное неодобрение.
– Те же самые, что и здесь, – коротко ответил Шарп. – Убивал врагов короля.
Кастратор спросил, о чем они говорят, и Донахью перевел. Партизану пришлось нелегко – Шарп запретил кому бы то ни было ехать верхом, и лошадь испанца вместе с лошадьми офицеров вели в арьергарде колонны. Шарп настоял на этой предосторожности, потому что кавалерия, как правило, держится в стороне от пехоты и появление всадника на гребне холма могло насторожить французский патруль. Шарп также настоял, чтобы солдаты шли с незаряженными мушкетами во избежание случайного выстрела, звук которого далеко разнесся бы в эту почти безветренную ночь.