Шарп усомнился, что кто-нибудь в приходе полковника забывает свое положение, если миссис Уиндем столь ревностно блюдет свое, однако счел за лучшее не вмешиваться. Уиндем снова заглянул в письмо:
– Отличный малый наш пастор. Ездит верхом, что твой кавалерист! Знаете, какой текст он выбрал для проповеди?
Шарп переждал пушечный выстрел.
– Числа. Глава тридцать вторая, стих двадцать третий, сэр? – кротко осведомился он.
Полковник взглянул на него:
– Откуда вы, черт возьми, знаете? – Похоже, он заподозрил, что стрелок читает его почту.
Лерой улыбался во весь рот.
Шарп решил не говорить, что в спальне сиротского приюта, где он воспитывался, на стене был аршинными буквами написан этот самый текст.
– Мне кажется, это подходит к случаю.
– Верно, Шарп, чертовски подходит. «Испытаете наказание за грех ваш, которое постигнет вас». Ведь испытал же, испытал? Умер от гангрены! – Уиндем захохотал и повернулся к майору Коллету, который вел за собой полковничьих слуг с бутылками вина. Полковник улыбнулся офицерам. – Думаю, стоит отпраздновать. Выпьем за сегодняшнюю атаку.
Пушки палили и в сумерках. Наконец совсем стемнело, и под звуки труб превосходящие силы британцев двинулись на французский редут. Отметив, что канонада смолкла, артиллеристы на крепостных стенах навели пушки на склон перед фортом Пикурина и начали обстрел. Ядра косили атакующих, но те лишь смыкали ряды и двигались дальше. Потом в городе громыхнуло сильнее, и снаряд описал над озером алую дугу – вступили в бой гаубицы. Блеснули разрывы. Стрелки 95-го выстроились перед фортом в цепь; Шарп видел булавочные острия вспышек: били по бойницам. Защитники форта не стреляли, а прислушивались к командным выкрикам в темноте, к свисту пуль над головой – ждали настоящего штурма.
Офицеры на холме мало что видели, кроме дульных вспышек и разрывов. Взгляд Шарпа приковали пушки на городской стене. Каждая изрыгала пламя: первые секунды, пока вылетало ядро, пламя оставалось ярким и вытянутым, а затем на краткий миг превращалось в нечто странное, живущее независимо от орудия: эфемерное дрожащее диво, замысловатые складки огненной материи, которые колыхались и исчезали. Зрелище завораживало, оно как будто не имело ничего общего со сражением, и Шарп смотрел, прихлебывая вино, как вдруг крики «ура!» с темного поля возвестили, что батальоны бросились на штурм.
Что-то разладилось. Крики оборвались. Ров, окружавший маленький форт, оказался глубже, чем думали англичане, к тому же они не знали, что его заполнила дождевая вода. Атакующие намеревались спрыгнуть в ров, приставить к стене короткие лестницы, легко взобраться и подавить врага численным превосходством. Однако на пути оказалась водная преграда. Французы залегли за разбитым парапетом и открыли огонь. Британцы без всякого толка палили в каменную стену, французы сталкивали осаждающих в воду или отгоняли выстрелами. Защитники, чуя победу, заряжали и стреляли, заряжали и стреляли, затем, чтобы осветить беспомощные мишени, зажгли пропитанные маслом вязанки, которые приберегали к концу штурма, и стали сбрасывать их со стены.
Это оказалось роковой ошибкой.
С холма Шарп видел, как атакующие беспомощно мечутся по краю рва. Яркое пламя высветило британцев; французские канониры на городской стене без труда навели пушки для стрельбы вдоль боковых стен форта; каждое ядро отправляло на тот свет группу солдат. Атакующие были вынуждены укрыться за передней стеной форта. Но свет выявил и необычную слабость укрепления. Шарп попросил у Форреста подзорную трубу и увидел в тусклый окуляр, что во внутреннюю стену рва вбиты острые колья. По замыслу защитников это помешало бы взобраться на стену, однако колья сократили ширину рва до тридцати футов, и прежде чем майор Коллет нетерпеливо вырвал у Шарпа подзорную трубу, тот успел разглядеть, как через ров перекинули первую лестницу. Это сделали солдаты 88-го полка, те самые коннахтцы, что сражались бок о бок с Шарпом в бреши Сьюдад-Родриго. Три лестницы удалось зацепить за скользкие мокрые колья, и ирландцы побежали по этим зыбким мостикам; кто-то упал в ров, но другие благополучно перебрались. Фигурки в темных мундирах, освещенные ярким огнем, карабкались на стену форта, следом перебегали другие.
Свет погас, поле боя погрузилось во мрак; о том, что происходило дальше, оставалось лишь догадываться на слух. Крики раздавались часто, выстрелы – редко, и знающие люди понимали: орудуют штыки. Потом над фортом прокатилось «ура!» – британцы взяли верх. Сейчас коннахтские рейнджеры выискивают в форту уцелевших французов, тычут длинными, тонкими штыками меж расколотых бревен.
Шарп улыбнулся в темноте: славное было сражение. Сержант Харпер позавидовал бы. Коннахтцам будет что порассказать: как они пробежали по хлипким мостикам и победили.
Из задумчивости Шарпа вывел голос Уиндема:
– Вот так, джентльмены. Наш черед следующий.
Все молчали, потом Лерой спросил:
– Наш?
– Мы взорвем дамбу! – радостно объявил Уиндем.
Вопросы посыпались градом, Уиндем выбрал один.