12. Битва стрелка Шарпа / 13. Рота стрелка Шарпа (сборник)

Экзекуция закончилась, превращенная почти в комедию невероятным мужеством Харпера.

– Освободите его!

Шарп видел, как солдаты валились на землю после каких-то двух дюжин ударов, но Харпер шагнул из разрезанных пут все с той же ухмылкой и только потер запястья. Доктор что-то спросил, ирландец рассмеялся, отказался от простыни, которую хотели накинуть на его окровавленную спину, и обернулся к часовым.

– Рядовой Харпер! – Уиндем выехал вперед.

– Сэр? – Голос Харпера звучал почти вызывающе.

– Вы молодчина. Вот. – Уиндем бросил ольстерцу золотую монету.

Какую-то долю секунды казалось, что Харпер позволит ей упасть в грязь; потом мощная рука поймала монетку и бывший сержант наградил полковника широкой заразительной улыбкой:

– Спасибо, сэр.

Батальон облегченно выдохнул. Уиндем, видимо, во время экзекуции понял, что порет одного из батальонных любимцев. Солдаты были настроены враждебно, на удивление враждебно. Обычно солдаты не против порки, с чего бы? Если наказывают заслуженно, батальон строится и смотрит. Однако солдаты остро чувствуют несправедливость, и Шарп, глядя на Уиндема, понял, что полковник уловил общее возмущение. Он допустил ошибку, которую нельзя признать или исправить, если не будут получены новые улики, однако с монетой он хорошо придумал. Уиндем, хоть и прикидывается незатейливым сельским сквайром, человек умный.

А Хейксвилл – хитрый. Сержант так ни разу и не изменился в лице. Он торжествовал. Харпер повержен, разжалован, и рота у Хейксвилла в кармане. Ему недоставало одного – нанести удар Шарпу, и по разговорам в роте сержант знал, где это можно сделать: в доме за собором, с двумя апельсиновыми деревьями перед входом.

Шарп нашел Харпера под навесом. Две солдатские жены втирали ирландцу в спину жир и перевязывали раны.

– Ну как?

Харпер ухмыльнулся:

– Зверски болит, сэр. Больше бы я не выдержал. – Он показал золотую гинею. – Чего с ней сделать?

– Потратить.

– Нет. – Харпер смотрел мимо Шарпа на море грязи, по которому хлестали серые дождевые шквалы. – Я приберегу ее, сэр, пока не убью мерзавца.

– Или пока я не убью?

– Пока кто-нибудь из нас его не убьет, сэр. Главное, побыстрее. Пока мы не снялись с этого места.

«Если мы вообще когда-нибудь уйдем из-под Бадахоса», – подумал Шарп.

В тот же день он с отрядом солдат побывал восточнее, у португальской границы. Они нашли драгоценные понтоны в реке, на мелководье, и, раздевшись догола, вручную подтащили огромные плоты к берегу, откуда их можно было тянуть волами. Осада увязала в грязи, дожде и тоске. Бадахос высился, словно гора посреди океана. Дождь затопил поля на юге, востоке и севере, а ветер по-прежнему завывал, по-прежнему гнал дождевые тучи, и, хотя пришло время подналечь, работа не двигалась. Траншеи были затоплены, их борта рушились; когда пробовали огораживать турами, вода вымывала из корзин землю, превращала ее в жидкую грязь, которая заливалась в пустые, бесполезные орудийные гнезда.

Все было в грязи. Фургоны, боеприпасы, фураж, провиант, мундиры, оружие и люди. Грязный лагерь словно застыл в неподвижности, только медленно хлопала на ветру мокрая холстина. Лихорадка косила солдат быстрее вражеских пушек. Время, которое французы надеялись выиграть атакой на параллель, подарила им непогода. Дух падал.

Хуже всего был первый понедельник осады. Дождь шел уже неделю; стемнело, но солдаты не могли даже развести костры. Повсюду было мокро и холодно. Рядовой валлийского полка, фузилер, сошел с ума. Ночью послышались крики, душераздирающий визг – это он закалывал жену штыком; сотни людей метались в потемках, думая, что напали французы, а валлиец бегал по лагерю и бил штыком направо и налево. Солдат кричал, что мертвые восстанут здесь и сейчас, а он – новый мессия, покуда сержант не загнал безумца в угол и не прикончил одним точным ударом штыка, чтобы не осложнять ему судьбу военно-полевым судом и казнью.

В воскресенье вечером Шарп встретился с Хоганом. Майор был занят по горло. Начальник инженерной службы полковник Флетчер из-за раны не покидал палатки, и почти все его обязанности легли на Хогана. Ирландец был мрачен.

– Дождь нас победит, Ричард.

Шарп промолчал. Дух армии был сломлен водой; солдаты хотели сражаться, слышать, как их пушки палят по французам, но пушки, как и вся армия, увязли в грязи.

Хоган взглянул в холодную, промозглую ночь:

– Если только он не перестанет.

– А если не перестанет?

– Тогда мы отступимся. Мы проиграли.

Снаружи хлестал ливень, вода потоком лилась с козырька палатки, и Шарпу казалось, что капли выбивают барабанную дробь поражения. Немыслимого поражения.

Глава 17

Во вторник после обеда дождь перестал.

Внезапно сквозь рваные облака проглянуло чистое небо, и армия, словно чудом спасшийся из трясины зверь, с удвоенной энергией набросилась на траншеи.

В тот же вечер артиллерию втащили на холм. Грязь по-прежнему была почти непролазная, но пушки тянули канатами, подкладывали под непослушные колеса фашины и с воодушевлением, вызванным просветом в дожде, тяжелые двадцатичетырехфунтовки вкатили в свежеотрытые окопы.