100 лет без любви

– Маме сегодня ночью стало плохо – сердечный приступ. Скорую вызывали.

Вот оно в чем дело! Мне стало стыдно за собственный эгоизм. Думаю только о себе. И ни разу до этого не пыталась поставить себя на место той женщины – матери Захара. Только сейчас меня осенило, как, должно быть, паршиво чувствует себя она. Жить и думать, что над ними весит рок. Эта мысль, наверное, настолько прочно поселилась в ее душе, что никакие занятия не помогают от нее отвлечься. Постоянно испытывать страх и горечь собственного бессилия.

– И как она сейчас?

Я не знала, что можно еще сказать. Любые слова покажутся ему пустым звуком. Остро чувствовала его настроение – боль и вина, что является невольной причиной материнского горя.

– Лучше. В больницу ехать отказалась. Упрямая. Говорит, что Ленка без нее не справится.

Захар улыбнулся, а я чуть не расплакалась – так грустно у него это вышло. Как же он любит свою семью! Оберегает ее. Это тот мирок, в котором ему абсолютно комфортно, где все его понимают и принимают таким, как есть. Но мир этот находится под постоянной угрозой, и с каждым днем она сгущается, словно грозовая туча. Уже совсем маленький кусочек неба, на самом горизонте, пока еще остается ясным. Но скоро и его поглотит чернота. Тогда не останется ничего.

– Она поправится. – Я дотронулась до руки Захара и слегка пожала ее. Не удержалась и погладила тыльную сторону ладони большим пальцем. До боли захотелось хоть чем-нибудь его отвлечь, но ничего путного не могла придумать.

Мы подъехали к офису. Новогодняя иллюминация весело встречала нас. Но сейчас она мне казалась насмешкой и совершенно неуместной. Интересно, почему Захар до сих пор не убрал ее? Хотя, кто же разряжает елку раньше наступления старого нового года?

– Сварю кофе, – сказал Захар, едва мы переступили порог, и скрылся в кухне, предоставив меня самой себе.

Вдруг стало грустно и одиноко, словно меня обманули. Не знаю точно, чего ждала от встречи с ним, но предвкушала что-то приятное. Отлично понимала его настроение, но не могла не переживать за свое, которое тоже стремительно портилось.

Я разулась и с ногами забралась на диван. Выглядел он слишком помпезно, но сидеть на нем было удобно. Захотелось посмотреть на брошь, и я достала ее из сумки. Даже не будучи спецом в ювелирном искусстве, я понимала, что брошь выполнена мастерски. Камни гармонировали друг с другом по цвету и форме. Огранка заставляла переливаться их вместе и каждый в отдельности. Золотое плетение вилось между ними, словно прутья изящной решетки, которые крепко удерживают их в ослепительном плену.

Я перевернула брошь. Снизу она выглядела не так красиво, словно мастер все силы отдал внешнему воплощению. Поверхность была неровной, с наплывами. Сразу видно становилось, что брошь кустарного производства. В голову пришло сравнение, что наросты на внутренней стороне – это слезы мастера. Почему-то подумалось, что уже тогда, когда Иван делал эту брошь для Веры, не верил он в их совместное будущее.

Одна из капелек, на самом краю, была похожа на петельку, только не полую. Я подцепила ее ногтем, скорее машинально, чем сознательно. Каково же было удивление, когда от броши отделилась тонкая пластина, образовывая щель, и на ладонь мне высыпалось немного сероватого порошка. Первым делом перевернула брошь, а потом аккуратно откинула крышечку, чем и являлось ее дно, на котором крепилась игла.

– Захар! – закричала я, не переставая рассматривать то, что увидела, чувствуя, как волосы на голове шевелятся от ужасной догадки.

Он не заставил себя ждать – тут же выбежал из кухни и выглядел не менее испуганным.

– Что случилось?

– Смотри, что я нашла.

Я протянула брошь, замечая, как дрожит рука.

– Что это? – нахмурился Захар.

– Не догадываешься?

По его лицу я поняла, что вразумительных версий у него нет.

– Это же яд, которым Вера травила Григория.

Моя догадка перерастала в уверенность. Я отчетливо представляла себе Веру, берущую щепотку яда и подсыпающую его в кувшин с водой.

– Так давай вытряхну его… – Захар протянул руку за брошью.

Моя реакция, когда я захлопнула крышку и спрятала брошь за спину, его удивила, он даже этого не скрывал.

– Нельзя, – поспешила заговорить я. – Это же замечательно, что мы нашли яд.

– В смысле?

– В том смысле, что если у меня получится заставить Веру не травить мужа, то яд отсюда исчезнет. Потому что она его выбросит. Понимаешь?

Кажется, до Захара начинал доходить смысл того, что я пыталась втолковать ему. Складка на его лбу разгладилась и даже лицо посветлело, а губы дрогнули в едва заметной улыбке.

– Сам бы я не догадался. – Захар присел рядом и посмотрел на меня. – Ты молодец!

То ли взгляд был какой-то особенный, то ли голос Захара звучал слишком нежно, только я почувствовала, как краснею. Чтобы хоть чем-то занять себя, я принялась копаться в недрах сумки, укладывая поудобнее брошь.

– Не надо пока ремонтировать ее, – бубнила я, – никуда она не денется. Как разберемся с этим делом, починишь застежку…