1

Доберман заскрипел зубами, закрывая свою дорогую бензиновую зажигалку. Чудо человеческой мысли не раз спасало нас в холодные зимние вечера, особенно когда в дороге нас заставала вьюга или лютые морозы.

Я снова спрыгнул на перрон и быстро огляделся: никто строиться не собирался, но наш командир ходил неподалёку. Нашему составу повезло — это был уже третий командир, который назначался из нашего вагона, и пока что он продержался дольше первых двух вместе взятых. Высокий, чёрный, худощавый шакал. Чёрный вообще необычная расцветка для шакалов, и на любой вопрос о цвете его шерсти, сам он отвечал, что это последствия небольшой диверсии на нефтеперегонном заводе. Никто не знал, почему он на самом деле стал, или же может быть был от рождения чёрным, может просто в бочку с краской упал, но над этим любили подшучивать двое шакалов из нашей армии, хорошо мне знакомые. Но я всё равно считал, что нам повезло: своё дело он знал, нас уважал, да и чувство юмора у него было не такое плоское, как например у машиниста.

Доберман со своим оружием спрыгнул на перрон как раз в тот момент, когда командир махнул лапой к построению. Рота неохотно выстроилась на платформе в одну линию, использовав разметку на асфальте — старую, почти невидную линию безопасности, на самом краю платформы. Она была так близко к краю, что хвостом я чувствовал, как задеваю вагонную тележку.

Доберман встал рядом со мной, чуть толкнув плечом. Было в этом что-то приятное — ощущать поддержку и защиту такого мощного друга.

Шакал вздохнул поглубже, дождался, пока все встанут по стойке смирно, и наконец-то заговорил.

— По донесению разведданных от местных жителей, а именно кошечки с… травкой-забавкой… И нечего ржать, я всё видел! Так вот она проводила наше командование к местным органам власти — те сообщили, что для нас тут есть работа!

— Грядки полоть? — раздалось в строю, и все звери засмеялись.

— Отставить грядки! Задание будете выполнять боевое!

Стоя рядом с тяжеловесным другом, я сразу почувствовал, как он взбодрился. Пострелять он любил, а вот грядки полоть не умел — только ел всё, что попадётся под лапу.

— В семи километрах от нас засел некий рыжий гад с десятком бандюков! — начал командир, — Эти, значит, бандюги, смеют вместо вас пропалывать все грядки на местных рассадниках, палисадниках и даже в горшочках на окошке ничего после себя не оставляют. А так как местность тут благополучная — в каком-то смысле — эта банда начала хаметь и пропалывать не только грядки, рассадники и палисадники, но и мозги местных жителей! Город большой — около двух тысяч трёхсот жителей. Сидят гады отдельно…

Шакал вдруг замолчал, выдерживая паузу.

— На старом армейском складе! Поэтому идёт туда наш штурмовой отряд, и идёт в любом случае — есть там бандюги или нет!

Все сразу же оживились. Конечно, как тут не оживится — за хорошее количество патронов, принесённых в общую кучу, могут дать увольнительную или даже отпуск. Смысла в последнем, конечно, не было — не мотать же к родственникам через всю Азию — так и отпуск кончится и отпускные. А вот увольнительную, да ещё в крупном городе — это было бы очень неплохо.

— Ожидайте ожесточённое сопротивление. Жители рассказывают о паре пулемётов, и, судя по тому, что рыжие, не жалея патронов, палят из них даже по воробьям, там определённо есть чем поживится.

Наша рота тут же недовольно разговорилась о штурмовом отряде. Это означало лишь то, что возьмут не всех.

— Теперь о том, кто пойдёт! — рявкнул шакал, и все тут же замолчали, — Вы всё знаете — я сам не буду вас назначать.

Все взгляды устремились на меня. Не дожидаясь команды, я сделал шаг вперёд, потупив глаза в серый асфальт. И зачем он всё время заставлял делать это именно меня? Стыдно же перед товарищами…

— Через час я хочу услышать красивый сильный Бум! — сказал он мне, отходя к локомотиву, — И лучше бы тебе выбрать кого-нибудь получше.

— Так точно, — буркнул я. Выйдя из строя, пошёл на его место и осмотрел бойцов.

Сотня зверей, стоящих в одну линию, вооружённых до зубов (некоторые вполне буквально) и готовых пойти на всё ради увольнительной в большом городе. Готовых выступить вперёд по первому моему приказу.

— Кто не хочет идти — может уходить сразу, — напомни я бойцам, но никто не шелохнулся. Даже Добб и тот остался на месте, несмотря на вкусно пахнущий косяк, который дожидался его под подушкой.

— Рад, что вы остались верны своим корыстным побуждениям, — подшутил я и стал выбирать из бойцов тех, кто сегодня пойдёт вместе со мной. Я всегда старался на боевые задания выбирать разных бойцов, чтобы никому не было обидно, но некоторые бойцы заслужили такое доверие к себе, что их я просто подозвал жестом, не называя имён. Я их и не помнил, если честно.