0d173aa718094b51c86c391c2fbeaeba

Насколько я могу судить, нам всем было весело. У меня социофобия, так что, если существует какая-то неловкость, я всегда первая это чувствую. Но в тот день казалось, что всё хорошо. Я смеялась и болтала с танцорами. Некоторые новички могли выполнять гимнастические трюки - отступали, группировались, рывок вперед. Они были невероятными! Я спросила, смогу ли я такому научиться, и один из танцоров предложил меня научить. Скажу вот что: мы играли и общались, всё было хорошо. Но то, как повела себя моя команда, заставило меня беспокоиться, что что-то идет не так.

На следующий день на сеансе психотерапии мой врач открыл карты.

- Мы нашли в вашей сумочке энергетические добавки, - сказал он.

Энергетические добавки давали мне чувство уверенности в себе и энергии, и продавались без рецепта. Он знал, что я принимаю их во время шоу в Вегасе, но теперь решил сделать из мухи слона.

- Мы чувствуем, что вы делаете что-то плохое у нас за спиной, - сказал врач. - И нам не кажется, что вы хорошо выступаете на репетициях. Вы всем устроили проблемы.

- Это шутка? - спросила я.

Я сразу рассвирипела. Я так старалась. Неукоснительно следовала рабочей этике.

- Мы собираемся отправить вас в лечебное учреждение, - сказал психотерапевт. - А прежде, чем вы туда поедете, во время рождественских каникул мы пришлем к вам женщину, которая проведет с вами психологическое тестирование.

Гламурная докторша, которую я видела по телевизору и инстинктивно ненавидела, явилась ко мне домой против моей воли, усадила меня на стул и много часов тестировала мои когнитивные способности.

Отец сказал мне, что, по словам докторши, я провалила тесты.

- Она сказала, что ты провалилась. Теперь тебе придется поехать в психиатрическую клинику. С тобой что-то очень сильно не так. Но не волнуйся - мы найдем маленькую программу рехаба в Беверли-Хиллз. Тебе это будет стоит всего шестьдесят тысяч долларов в месяц.

Я собирала вещи и плакала. Спросила, насколько мне паковать вещей, на какой срок меня туда отправляют. Но мне ответили, что неизвестно.

- Может быть, на месяц. Может быть, на два месяца. Может быть, на три. Всё будет зависеть от того, насколько хорошо ты будешь себя вести и как проявишь свои способности.

Программа позиционировалась как «роскошный» рехаб, в котором для меня разработали специальную программу, так что я могла жить одна и не взаимодействовать с другими людьми.

- А что, если я не поеду? - спросила я.

Отец ответил, что, если я не поеду, меня вызовут в суд и смешают с грязью. Он сказал:

- Мы тебя изобразим чертовой идиоткой, и поверь - ты не выиграешь процесс. Лучше, чтобы я тебя отправил в рехаб, а не судья.

Я почувствовала, что это - форма шантажа и газлайтинга. Я точно чувствовала, что они пытаются меня убить. Я никогда за все эти годы не противоречила отцу, никогда никому не говорила «нет». Услышав мое «нет» в тот день в той комнате, отец пришел в ярость.

Меня заставили поехать в рехаб. Прижали к стенке, и у меня не было выбора.

Если не поедешь, вот что с тобой произойдет, так что лучше тебе поехать, и покончим с этим.

Но этого не произошло - в смысле, покончить с этим не удалось. Как только я оказалась в рехабе, я больше не могла оттуда уехать, даже когда начала умолять меня выпустить.

Меня заперли там против моей воли на несколько месяцев.

42

Врачи разлучили меня с детьми, с собаками и домом. Я не могла выйти наружу. Каждую неделю мне приходилось сдавать анализ крови. Я не могла принять ванну без посторонних глаз. Не могла закрыть дверь в своей комнате. За мной следили, даже когда я переодевалась. Спать я должна была ложиться в девять. Меня контролировали, когда я смотрела телевизор, с восьми до девяти часов, в кровати.

Каждое утро надо было вставать в восемь часов. Каждый день у меня были бесконечные встречи.

По несколько часов в день я сидела в кресле на принудительном сеансе психотерапии. Время между встречами я проводила, глядя в окно. Я смотрела, как приезжают и уезжают машины, так много машин, в которых так много психотерапевтов, телохранителей, врачей и медсестер. Думаю, больше всего вреда мне нанесло то, что я наблюдала, как все эти люди приходят и уходят, пока меня не выпускают на улицу.

Мне говорили, что всё происходящее - для моего блага. Но я чувствовала, что меня здесь бросили, и хотя все постоянно мне говорили, что они здесь, чтобы мне помочь, я никогда не понимала, что моя семья от меня хочет. Я делала всё, что, как ожидалось, должна делать. Мои дети приходили ко мне на час по выходным. Но если в течение недели я не делалала то, что «от меня требовалось», мне не разрешали с ними увидеться.

Одной из немногих, кто мне звонил, была Кэйд. Рядом с Кэйд я всегда чувствовала себя в безопасности, и в то же время - чувствовала опасность. Одним из самых потешных звонков, который у меня был за всё время, был ее звонок по «FaceTimе» из больницы в Техасе, она решила рассказать мне о том, что ее укусил в кровати скорпион - в ее кровати. Нога у нее раздулась и стала размером с баскетбольный мяч, без щуток.