04.1912

Мэри Джеймс когда-то умела сгорать от любви. Этот пожар пожирал её: кусочек за кусочком, — она чувствовала, слышала, видела внутренним взором, как рушатся храмы и домишки — часть отрадного уголка в её душе. Она даже могла уловить прогорклый удушливый запах горения. И, когда это невыносимое жжение взмыло до своего пика, благонравие и порядочность изменили Мэри Джеймс в первый, и, как она надеялась, в последний раз. Мэри Джеймс подкараулила прекрасного юношу из хорошей семьи, взяла его руки в свои и рассказала обо всех тех страданиях, что пережила за два последних года, описала в ярчайших красках глубину своей любви и преданности, попросила прощения за дерзость… и получила отказ.

Мать Мэри Джеймс не была провидицей, она была обычной женщиной. Конечно же, все люди ошибаются. Ошиблась и миссис Джеймс, когда из тщеславия поверила сама, что Оливер Хаксли действительно любит её дочь, а затем убедила в этом Мэри. Но Оливер Хаксли, если и проявлял к кому-либо симпатию, то только к Джанет Роу, одной из самых близких подруг Мэри Джеймс. Ей же он и сделал предложение руки и сердца, и они поженились двадцать девятого июня тысяча девятьсот девятого года. Джанет не догадывалась о чувствах Мэри, так что ей хватило такта и благоразумия пригласить близкую подругу на свадьбу. Мэри отказалась со степенностью и выдержкой девушки из хорошей семьи (пускай времена для Джеймсов выдались тяжёлые), и с тех пор она о Джанет Хаксли ничего не слышала. Кажется, Оливер подался в армию, а, быть может, ничего такого он не сделал, поскольку в списке его достоинств храбрость не значилась в пятёрке первых: языки сплетников склонны были не только к преувеличению, но и к откровенному вранью. Джанет в мае тысяча девятьсот десятого родила прелестную дочурку: ради такого случая она даже вспомнила о безмужней и работающей Мэри, которая сама взвалила на себя гувернантские обязанности, и в письме пригласила Мэри на крестины. Мэри и тут нашла способ отказаться. Поскольку на крестинах ей неминуемо пришлось бы столкнуться со статным, плечистым, пышущим здоровьем и счастьем мистером Хаксли, который, конечно, не смог бы из вежливости скрывать от неё свершившийся факт своей женитьбы, Мэри предпочла сделать вид, будто вообще не получала и не читала это письмо. С тех пор её связи с благодушным семейством Хаксли оборвались окончательно, и Мэри сумела посвятить себя работе. Время проходило незаметно и, кажется, действительно лечило. Во всяком случае, Мэри не думала о прекрасном юном Хаксли достаточно долго — пока не натолкнулась возле почтового отделения на бесстрастного моряка с «Титаника». Мэри не покидала жуткая уверенность: лет через двадцать Оливер Хаксли стал бы заметно похож на незнакомца. Только у Оливера Хаксли глаза были живые, быстрые, весёлые, а у безымянного моряка — отстранённые, холодные, как снег на вершинах гор, и подёрнутые чуть заметной туманной пеленой.

«Кажется, он не слишком весел», — подумала вдруг Мэри и бессознательно ускорила шаг. Высокий моряк исчез из её поля зрения.

По коридору стремительно шагал усатый стюард с перекинутой через локоть сложенной скатертью. Стюард явно кого-то разыскивал.

— Бен! Бен! — звал он. — Бен!

Вглубь корабля торопился растрёпанный парень с метлой.

— Аккуратнее, прошу, внимательнее, — приговаривал он, ловко орудуя метлой так, чтобы не задеть ею никого из спешащих навстречу.

Хотя обслуживающего персонала на этой палубе хватало, шум, который он производил, нельзя было назвать раздражающим. Люди торопливо стремились именно туда, где были сейчас необходимы, и их непрерывный поток напоминал движение муравьев, что тянут в муравейник приглянувшийся листик. Мэри приподнялась на цыпочки. Высокий моряк, похожий на Оливера Хаскли, бесследно исчез.

«Может, оно и к лучшему», — успокоила себя Мэри. Таинственный незнакомец вывел её к лестнице, и дальше она уже совершенно точно сумела бы сориентироваться самостоятельно: во всяком случае, у неё была такая странная уверенность. Мэри быстро поднялась по полированным ступеням, пересекла ещё один коридор, где всё примолкло в ожидании массового выхода пассажиров, и взялась за ручку двери. Она снова поглядела вниз — никаких следов загадочного моряка.

«Это к лучшему, это к лучшему…» — успокаивала себя Мэри.

Однако её сердце упорно отказывалось согласиться с доводами рассудка.

* * *

Остаток свободного времени Мэри решила посвятить сестре. Она не виделась с Лиззи с тех самых пор, как препоручила её заботам мисс Мэйд и строго-настрого наказала слушаться ту, как родную мать. Конечно же, Мэри знала, что её непокорная сестрица ни за что в жизни не позволит мисс Мэйд собой помыкать и не отдаст своей свободы никому другому, но она обязана была это сказать. Хоть её предостережения, просьбы и даже приказы не приносили никакого результата, Мэри повторяла их снова и снова в надежде, что однажды они всё-таки подействуют.