04.1912

Джо довёл Бетти до дверей. Бетти ещё раз посмотрела на него извиняющимися, слегка влажными глазами, но только Джо уже её взгляд не уловил. Он развернулся и бросился назад, тут же прилепился к горячему борту, сначала животом, потом — плечами и вообще всем телом, склонился, и по затылку его ударил чей-то локоть. Джо даже не ощутил удара: только то, как кровь резко прилила к щекам. Трепетание ветра отзывалось потусторонней музыкой в ушах, резкий и пронзительный свист его напоминал неслышный свист тревоги в сердце, которое сжалось комком, обливаемое кровью. Грудь его стеснило, он раскрыл рот пошире, и солёные брызги моря облепили ему лицо. Джо сжимал ограждение совсем сухими пальцами, ослабевшими и трясущимися. Он не мог отвести взгляда от парохода «Нью-Йорк», от заветной надписи на борту.

— Америка! — шептал он. — Америка!

Между «Титаником» и «Нью-Йорком» сокращалось и сокращалось расстояние.

«Титаник» взял курс на Шербур.

Глава 4. Пароход «Нью-Йорк»

Свежий резкий ветер дул Лиззи Джеймс прямо в лицо, едва не срывая у неё с головы шляпку. Она стояла на прогулочной палубе для пассажиров первого и второго класса, широкой и просторной, и под ладонями у неё ощущалась надёжная твёрдость леерного ограждения. Она могла ещё видеть, как позади «Титаника» растворяются в глубине дымно-серых небес причал, провожающие и зеваки, суда и блестящие под солнцем крыши английской компании «Уайт Стар Лайн». Точно такие же крыши должны были встретить их в Нью-Йорке, но пока до Нью-Йорка было ещё очень далеко.

«Титаник» не остановился пока ни в одном из намеченных портов.

Строго говоря, «Титаник» не вышел даже из Саутгемптона.

На верхних палубах, предназначенных для более-менее благовоспитанной публики, не было заметно такого же оживления, как и того, что охватило палубу для третьего класса. Пока семейство Дойлов и все им подобные бешено визжали, кричали и хлопали в ладоши, шатаясь от одного борта к другому и раскрывая глаза пошире, чтобы поверить в происходящее, Лиззи Джеймс уверенно стояла у своего леерного ограждения, отгораживаясь ладонью от прохладной тени шлюпок. Кормовая часть шлюпочной палубы была предназначена для прогулок пассажиров второго класса.

Лиззи Джеймс внешне казалась спокойной и собранной — но на душе у неё разыгралась настоящая буря.

Лиззи до сих пор не могла восстановить дыхание. Сердце у неё колотилось тяжело и гулко, жаркие волны крови прокатывались по всему её телу и вызывали стремительную дрожь. Лиззи взволнованно наклонилась ниже и стиснула леерное ограждение. Пальцы у неё были тёплые и непослушные, вялые, как лапки плюшевых игрушек. «Титаник» выходил из порта, и Лиззи всё ещё не верилось, что она стоит на его палубе. Удивительно, но судно почти не качало на волнах, и Лиззи держалась так же уверенно, как и на суше.

Впрочем, наверное, Лиззи чувствовала себя так спокойно потому, что духом она ещё находилась в прошлом. Казалось ей, что одной ногой она по-прежнему стоит на причале, пытаясь понять, как же её угораздило замешаться в толпу пассажиров третьего класса.

Когда поезд прибыл к платформе, Лиззи сразу же почувствовала лёгкое головокружение. В порту она никогда прежде не бывала, и крики птиц, толкотня пассажиров, моряков и грузчиков, а заодно с этим — невиданная теснота и духота её совершенно дезориентировали. Ей полагалось уверенно направиться к «Титанику» следом за девицей Мэйд и их попутчицами (вся эта компания сердечно сдружилась, обсуждая неудавшиеся романы, и поклялась проделать путешествие вместе, да и потом не расставаться ни на миг). Только вот Лиззи Джеймс никак нельзя было назвать послушной девочкой, поэтому так, как требовалось, она не поступила.

Послушной и правильной всегда была Мэри. Мэри родилась — и то как полагается. Во всяком случае, миссис Джеймс в разговорах с акушеркой, которая принимала у неё роды (обе женщины крепко дружили), не забывала упомянуть, что произвела Мэри на свет, не напрягаясь и не испытывая особой боли. Мэри хорошо училась, дружила с правильными людьми и даже чуть было не вышла замуж по материнскому желанию, правда, даже до помолвки дело так и не дошло. Оказалось, что избранник Мэри и подумывать не собирался о браке с ней. Мэри была для него верным другом, а любил он приятельницу Мэри, на которой и женился где-то в конце тысяча девятьсот девятого, когда Мэри было девятнадцать. Мэри всегда плыла по течению, и, честно говоря, Лиззи сомневалась, что у её сестры вообще есть характер, пока та неожиданно не решила стать гувернанткой и не ушла из дому. Лиззи отправилась следом — в конце концов, она-то никогда не претендовала на то, чтобы оставаться правильной и поддерживать надлежащую репутацию.