Читаем Звездопад полностью

Бичико с грехом пополам окончил школу, затем два года пробыл в Тбилиси, якобы в институте, теперь же уверял всех, что перенес документы на заочный, но, правда это или нет, Мака не знала. В самое последнее время он устроился кем-то на винный завод. «Твой школьный товарищ помог ему», — писал Маке отец. Кто из ее однокашников стал виноделом и теперь оказал ей дружескую услугу, об этом отец не писал. А сама она, уехав из родных мест, все дальше отходила от старых друзей, давно не встречалась ни с кем из них, кроме Нуцы, и теперь не могла даже представить себе, кто пекся о ее брате.

В Ианиси ей, пожалуй, не было знакомо ничего, кроме вокзала. Но его старое здание напоминало, сколько раз и куда уводила ее от отчего дома дорога: этой дорогой уехала она в город учиться, эта дорога привела ее к Гено, по этой дороге приехала она, тяжелая, беременная, к отцу-матери, и по ней же поехал в свой дом новорожденный Гоча. Память сближала, роднила ее со всем, что было вокруг, она улыбалась, словно каждый встречный был знаком ей, чувствуя особое, теплое и родственное расположение ко всем.

Но только она ступила на перрон, грубоватое приветствие брата: — Мака, дорогуша! Гено, привет! — и поцелуй, разящий вином, испортили ей настроение. Она испытующе заглянула в глаза Бичико.

— Погоди, дай зятька обнять! — отмахнулся тот, протягивая Гено обе руки, но Мака повернула его к себе.

— Бичи, посмотри на меня!

— С превеликим удовольствием! Лучшего зрелища тут все равно не найти.

— Почему ты меня встречаешь?

— Сразу видно, что она не избалована твоим вниманием, — улыбнулся Гено.

— Встречаю родную сестру и зятя. Что тут плохого?!

— Как отец, Бичи?

— Точно так, как тебе писали. Ни хуже, ни лучше.

— Операцию сделали?

— Нет. Без тебя не соглашается.

— Скажи мне правду!

— Вот еще! — возмутился Бичико. — Поклясться мне, что ли?

— В самом деле, Мака, — вступился Гено. — Что ты пристала к человеку?

Они вышли на привокзальную площадь.

— Транспорт ждет! — торжественно объявил Бичико и повел зятя к машине, стоящей в тени акации.

Мака замедлила шаг.

— Не встречал — обижалась, — Бичико, ища понимания, обернулся к Гено, — встретил — опять обижается…

Мака не хотела больше ни о чем спрашивать брата, но все-таки не удержалась:

— Отец дома лежит или в больнице?

— Дома. Без тебя никуда ни шагу. Нам с мамашей ноль внимания.

Бичико распахнул дверцу светло-коричневой «Победы» и отступил на шаг.

— Чья машина? — спросила Мака.

— Сейчас моя…

— Бичи, не валяй дурака!

— Гено, скажи, пожалуйста, разве я валяю дурака? Приглашаю в лимузин единственную горячо любимую сестру, хочу с почестями доставить в родительское гнездо, к мамаше и папаше…

— Без шофера, что ли, машина? — спросил Гено.

— Я и шофер, и хозяин. И жнец, и швец, и на дуде игрец…

— Бичи, ты выпивши садишься за руль?

— Ну-у, теперь нотации!..

— Скажи хоть, в чью машину нас приглашаешь?

— Что говорить? Всему свое время… Садитесь, садитесь, чудаки! В первый раз вижу таких пассажиров! — Бичи с веселым возмущением взмахнул руками и сел за руль. — Хозяин тут рядом.

Мотор заработал. Машина дернулась, отъехала на несколько шагов и остановилась.

— Пусть едет, Гено! — сказала Мака. — Оставь…

— Теперь поздно его воспитывать, — возразил Гено. — Садись.

Только Мака протиснулась к двери, как ей почему-то ужасно захотелось выбраться назад, остаться, — но было поздно: машина сорвалась с места, Мака неловко, как-то боком упала на сиденье и отвернулась от брата.

За окном побежали молодые, неокрепшие платаны, низкие дома и заборы — дощатые, каменные, а то и железные, замелькали редкие пешеходы на тротуарах…

Маку огорчало то, что она любит Бичико не так, как хотела бы любить. Там, у себя, на расстоянии она этого не чувствовала и, соскучившись по брату, уверяла себя, что все простит ему и, когда они встретятся, будет с ним нежна л ласкова, не станет расспрашивать о делах и учебе — все равно Бичико ничего вразумительного не ответит. Мака даже пыталась оправдать его: ничего, мол, бывают и хуже, он тоже остепенится, найдет свое место в жизни. Но при встрече Бичико каждый раз откалывал что-нибудь такое, что его присутствие начинало раздражать Маку, особенно если рядом находился Гено.

Гено в отношениях с шурином был сдержан и слегка ироничен. Своей сдержанностью он как бы выражал сочувствие Маке, что тоже ей не нравилось, ибо — так ей казалось — принижало ее в глазах мужа. Она забывала, что Бичико непослушен и своенравен не только с ней, но и со всеми на свете, и от сестры, как и от всех остальных, он ждет уступок, а не понуканий.

Гено не понимал своего шурина, да и не стремился понять. Выходки Бичико не трогали его, и всем своим видом он как бы говорил — мне нет до них дела. Его незлая ирония в адрес Бичико не достигала цели, зато чувствительно ранила Маку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги