Читаем Звездопад полностью

— Да человек я, верно говорю.

Она хотела еще что-то сказать, но смутилась, встретив твой взгляд, и опустила голову.

— Я был на охоте, — объяснил ты и в подтверждение снял с плеча ружье.

Она еще раз взглянула на тебя своими огромными глазами, и у тебя чуть не подкосились уставшие ноги.

Девушка отвернулась, забарабанила в щелястую дверь.

— Отец, что с тобой, отец!

С мельницы донесся хриплый китель, потом сердитый недовольный голос:

— Кого там черти носят?

— Это я, отец!

— Ах, чтоб тебя… и чего шатаешься по ночам в непогоду!

— Открой нам, дядя! — крикнул и ты.

Девушка бросила на тебя недовольный взгляд.

Ты понял, что поставил ее в неловкое положение и хотел как-то оправдаться, но было поздно: лязгнул засов; белый с головы до пог старик стоял в дверном проеме.

— Полуночница, колдунья! — хмуро ворчал он на дочь. Потом перевел взгляд на тебя.

— Я, дядюшка, охотник, — виноватым тоном, словно оправдываясь, объяснил ты.

— Кто бы ты ни был! — Он подозрительно оглядел тебя с головы до ног. — Сначала научись здороваться, а потом ружье в руки бери.

— О-о, извините, желаю доброго вечера!

— Будь здоров! — Старик, отвернувшись, побрел к угасающему очагу, разворошил головней жар и, заметив в полутемном углу свою дочь, опять заворчал хмуро. — Не сидится дома чертовой девке. Нашла, когда гостинцы разносить. — Он наложил на жар кучку хвороста, когда пламя весело занялось, кивнул тебе: — Садись. — И как бы про себя прибавил: — Этот тоже хорош — охотиться в такую погоду!

Потом пошел к узким дощатым парам у степы, полез под подушку за табаком и снова сердито глянул на дочь.

— Ох, нечистая сила…

А ты смотрел на нечистую силу, и тебе хотелось молиться на нее.

Мельник принес самосаду в кисете и глиняную трубку. Недовольно насупив брови, набил трубку и передал кисет тебе.

Положил на табак рдеющий уголек, затянулся, закашлялся, еще раз внимательно смерил тебя взглядом и, словно отряхнув последние необоснованные подозрения, спросил:

— На кого же ты охотился в такую темень?

— На медведя! — неожиданно для себя соврал ты п, покосившись ла свое окровавленное плечо, добавил потверже: — На медведя ходил, дядя.

Девушка, хозяйничавшая возле шкафчика в углу, с любопытством взглянула на тебя, поспешно перевела взгляд на мельника и спросила:

— Здесь ужинать будешь или у очага?

— На кой шут ты его несла, сидела бы дома, — заворчал опять старик.

— Горячий ужин, отец…

— Горячий ужин… — прервал старик и трубкой указал на длинную лавку возле очага: ставь, мол, сюда. — Охотник, наверное, проголодался. По всему видать, с медведем воевал.

Похоже, старый мельник посмеивался над тобой, но ты, заметив изумленно-испуганный взгляд его дочери, решил не отступать.

— Да, пришлось голыми руками схватиться! — сказал ты, чтобы увидеть, какое впечатление произведут твои слова.

— С медведем?! — вырвалось у девушки.

Старик кашлянул.

— С медведем! — повторил ты и погладил ссадину на плече под рубахой.

Старик примял большим пальцем табак и засопел трубкой.

Девушка поставила на лавку миски с мамалыгой. Над мамалыгой струился душноватый пар. Ямки с кусками сыра заполнились молоком.

— Ну, ну… — Старик выбил трубку и вышел, наверное, вымыть руки.

Вы с девушкой остались одни.

Стало тихо.

Только слышно было, как вода стекает с запруды и плещется под мельницей. Зерна кукурузы, замершие в желобке ковша, удивлялись, что жернова стоят недвижимы и молчит болтливый клепень.

С балки посыпалась мучная пыль. Девушка вздрогнула и посмотрела наверх. На балке сидела большая крыса и, свесив хвост, одним глазом смотрела на вас.

Ты засмеялся.

Девушка не отрывала глаз от крысы.

— Боишься?

Крыса испугалась твоего голоса и убежала.

Девушка перевела взгляд на твою изорванную одежду и шепотом спросила:

— Вы одни ходили?

— Один. — Ты понял, что был в ее глазах героем, и, облокотись о здоровый куль, повторил: — Один, а то как…

— А если б он вас разодрал…

— Разодрал?.. Да нет, он меня не разодрал бы…

У дверей послышался хриплый кашель. Девушка отвернулась к очагу. Ты стал искать глазами убежавшую крысу.

Старик принес из угла заткнутый кукурузной кочерыжкой кувшин, сел к столу и принялся ужинать. Довольно долго он не вспоминал пи о кувшине, ни о госте. Потом наполнил стакан, выпил, палил тебе:

— Выпей, прибавит сил.

— Угощайтесь, — попросила девушка.

Когда вы поужинали, старик опять отыскал свог трубку, прислонился к бревенчатой стене и спросил:

— Ну и как, одолел медводя-то?

Ты покосился на девушку и, заметив, что она вся обратилась в слух, почти поверил, что и в самом дело схватился с медведем и задушил его.

— Одолел! — сказал ты.

Мельник закашлялся.

Девушка опять посмотрела на твою изорванную одежду и окровавленное плечо.

— Я ему кулак в пасть засунул! — сказал ты, глядя на девушку. Она изумленно и недоверчиво покачала головой и нашла глазами твою руку. Аты сидел, прислонясь к огромному кулю, заложив руку за голову, и тебе было нипочем, что час или два назад этой самой рукой ты пересчитывал медвежьи зубы.

— Как ты сказал? — переспросил старик, видимо, не расслышав твоих слов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги