Читаем Звездопад полностью

Впрочем, было это так или немного иначе — неважно, главное — вскоре я стал помощником машиниста, а паровоз — моим родным домом.

…Несемся мы то вверх, то вниз, то остановимся у маленькой станции, то на крутом повороте спугнем пятнистых коров, пасущихся у самого полотна, то нырнем прямо в сердце горы и, вынырнув, пролетим над рекой…

Смотрю вперед, и кажется мне, будто это я впряжен в вагоны, это я мчусь во весь дух. Да что вагоны, сейчас мне все нипочем — взвалю на спину эту станцию, вон ту гору, поверну вспять течение реки.

Паровоз надрывается от натуги. Стоит потянуть рычаг — и раздастся пронзительный свист, — шарахнутся деревья, взлетят птицы, детишки зажмут ладонями уши, замечется привязанный к кусту козленок…

А паровоз грохочет в горах, дробно стучит на мостах — мчится вперед.

Деревни, реки, тополя, дубы, виноградники, люди, земля… Моя земля!

Машу рукой, вылезаю по пояс в окно.

— Здравствуйте, мосты!

— Здравствуйте, реки!

— Горы!

— Люди!

— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте!

— Привет и тебе, маленький домик на косогоре! Я тебя издали приметил, даже узкую лесенку без перил разглядел… Что это красное мелькнуло в окне?

…Прямо перед носом выросла гора. Исчезли лесенка, окно, домик… Ежевика рдеет — рукой подать.

— Здравствуй, ежевика!..

Гора отошла. Опять косогор и домик с раскрытым окном, а на подоконнике сидит девушка в красном платье.

— Здравствуй, девушка!

Машу рукой, смеюсь. Она улыбается, высовывается в окно. Поезд спешит, вот-вот девушка скроется из глаз… но нет, она выбегает на балкон, обнимает столбик и машет мне, машет.

Поезд торопится, мчится.

— До свидания, девушка!

Остаются позади двор, косогор. Я приподнимаюсь на цыпочки — хочу еще раз увидеть что-то… А поезд продолжает бег, грохочет, стучит. И вновь — дома, телята, мосты, виноградники… виноградники…

Прибавляю скорость…

Вечером, на обратном пути, веду длиннющий состав цистерн: черных, коричневых, желтых. Солнце упало за горы. Растаяли тени между деревьев. Под мостами сгустился мрак. Я тороплюсь… что-то меня тревожит, кто-то подгоняет — не знаю кто, не знаю что, но мне хочется ехать быстрее. Скоро стемнеет. Смотрю вперед… сейчас кончатся скалы, эти безмолвные мрачные глыбы, и покажется косогор, домик, распахнутое окно…

Как медленно тянется время!

Но вот и косогор. Какой он, оказывается, нарядный и сколько на нем полевых цветов — белых, красных и голубых. А двор потонул в прохладной зелени… Такого двора нет вдоль всей дороги, ни такого дома, ни такого окна. Окно раскрыто, но девушки не видно. Я не теряю надежды и машу рукой. Она, должно быть, где-то здесь, во дворе… Вот и она! Держит охапку листьев — кормит теленка. Обернулась, увидела меня, замахала рукой, и листья посыпались к ее ногам.

А поезд несется дальше…

Исчезла девушка. Надвинулась гора. До ежевики рукой подать.

…Рейс окончен. Я вхожу в ярко освещенную дежурку. За окном темно, из темноты кто-то движется на меня, черный, с ног до головы покрытый сажей… Неужели это я? Я засмеялся и увидел, как сверкнули мои зубы.

Неужели я всегда такой черный?

Неужели таким знает меня та девушка?

В эту ночь я не сомкнул глаз, а утром раньше обычного вышел на работу и целых два часа слонялся без дела.

У билетной кассы стояла очередь. Маневровый паровоз, пронзительно вскрикивая, метался из стороны в сторону. Дежурный в красной фуражке грузно ступал по перрону.

Медленно шло время. Стрелки больших круглых часов словно застыли. Но вот появился машинист, и я обрадовался его приходу.

…Дрогнул всем телом состав, неслышно заскользил по рельсам, будто хотел незаметно сбежать, потом заскрипел, застучал, запыхтел. И снова дома, деревья, мосты, люди и голубые виноградники.

Я смотрю вперед, только вперед. Я знаю — еще далеко до косогора, до того домика и того окна, но когда мы обогнем эту гору, оставим позади лес, я увижу…

Обогнули гору, миновали лес, но опять гора, петляющая дорога, лес…

Наконец-то косогор, и домик, и узенькая лестница без перил. Окно распахнуто. Но где же девушка? Она на балконе, она выбежала на балкон и машет мне белым платком. И я смеюсь, машу ей обеими руками. Смеюсь и знаю, что ей видны только мои белые зубы. Я срываю кепку и машу.

А поезд несется дальше…

— До свидания, девушка!

Дни бегут за днями. Каждое утро снова распахнутое окно — она ждет меня. Ждет и вечером, приветливо машет рукой, косынкой, шапочкой, обнимает рукою столб и машет, машет мне вслед… И смеется, смеется.

Проходят месяцы, как медленные, грузные составы.

Желтеют листья. Кружась, опадают на землю. Поезд подхватывает их, и яркий, пестрый вихрь мчится вперед.

И снова горы, пожелтевшая кукуруза, высохшие цветы, отяжелевшие виноградные лозы. Домик, распахнутое окно и девушка в красном платье. Она машет мне книжкой, косынкой, платком… всем, что оказывается под рукой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги