Звездный хирург

Дал провел на Земле-Больнице восемь лет, и все еще оставался здесь посторонним. Это была чужая ему планета; тысячи особенностей отличали ее от того мира, где он родился и вырос. Сейчас ему вспомнилась отчизна, вторая планета горячей желтой звезды, которую земляне назвали «Гарв», потому что не могли произнести ее полное имя на «гарвианском» языке. Невообразимо далекий, и вместе с тем находящийся всего в нескольких днях пути от Земли благодаря межзвездным двигателям, изобретенным его народом тысячи лет назад, Гарв II отличался не только теплым климатом, но был горячим местечком еще и в переносном смысле: там находилось «торговое сердце» галактики и располагалась штаб-квартира Галактической Конфедерации Миров. Дал помнил о прожитых на родине днях, и как много раз ему отчаянно хотелось снова оказаться дома!

Он вытащил из кармана своего пушистого розового Друга и пристроил себе на плечо, чувствуя, с каким удовольствием трется о его шею маленькое молчаливое существо. Дал знал: он сам решил прилететь сюда, и, кроме себя, упрекать ему некого. Его собратьям не давалось искусство врачевания. Их больше интересовали торговля и политика, а не биологические науки, и многие века, до тех пор, пока Землю-Больницу не приняли кандидатом в члены Галактической Конфедерации, по родной для Дала планете проносился мор за мором.

Но сколько Дал себя помнил, он всегда хотел стать врачом. С тех самых пор, когда он увидел, как приземляется в его родном городе Патрульный корабль Общей Практики, чтобы сразиться с мором, тысячами косившим народ Дала, он знал, чего хочет больше всего: стать врачом Земли-Больницы, оказаться в шеренге медиков, стоявших на страже здоровья галактики.

Многие на Земле с самого начала пытались остановить его. Он был гарвианин, чужой для людей Земли и непривычный к ее климату. Физические различия между землянами и гарвианами невелики, но как раз достаточны, чтобы обособить его и чтобы безошибочно распознать в нем чужака. На руках у него недоставало по одному пальцу, вес его тощего и длинного тела едва достигал девяноста фунтов, а покрывавший всего Дала — кроме лица и ладоней — нарядный серый мех, как назло, стал длиннее и гуще, едва обладатель этого меха попал в сравнительно холодный климат Земли. Строение лицевых костей придавало его щекам и носу плоский вид, а бледносерые глаза выглядели необычайно большими и задумчивыми. И хотя давно известно, что земляне и гарвиане одинаково разумны, его товарищи по учебе все равно, основываясь на его внешности, воображали, что он либо необыкновенно умен, либо необыкновенно глуп.

Пропасть между ним и людьми Земли пролегала, однако, за пределами одних лишь физических различий. Ведь земляне, отличаясь друг от друга цветом кожи, типом лица и ростом, тем не менее, не выказывают взаимного неприятия. Отчужденность Дала крылась глубже. Его однокурсники вели себя достаточно вежливо, и все же, за одним-двумя исключениями, старательно избегали его общества. Их несомненно возмущало его присутствие в аудиториях и лабораториях. Они явно чувствовали, что рядом с ними медицину изучает чужой.

С самого начала ему ясно дали понять, что никто не в восторге от его присутствия, что он среди них — незваный гость, первый в истории представитель внеземного разума, попытавшийся заслужить знаки отличия врача Земли-Больницы.

И теперь Дал понимал, что в конце концов проиграл. Ему позволили сделать попытку только потому, что к нему дружелюбно относился некий влиятельный врач из Черной службы патологии. А если бы не дружба и поддержка еще одного землянина, учившегося вместе с ним, Тигра Мартина, восемь лет учебы стали бы невыносимо одинокими.

Но сейчас он думал, что гораздо легче было бы никогда и не начинать, чем в последнюю минуту оказаться отрезанным от цели. Уведомление о заседании совета не заставило его усомниться в этом. Он проиграл. Будет множество разговоров, чуть-чуть формальных споров — в расчете на протокол — и мед-совет раз и навсегда умоет руки. Дал был уверен: решение уже принято. Все это — лишь для порядка.

Дал ощутил, как по-иному зазвучали двигатели, и острый, как игла, нос челнока опять начал круто склоняться к горизонту. Впереди уже виднелись раскинувшиеся во все стороны огни Больницы Сиэтл, протянувшиеся с востока на запад от Гор Водопадов до моря, на север — до Аляски, а на юг — к громадным мегаполисам Калифорнии. Где-то там, внизу — зал заседаний совета, в котором встретится наутро дюжина наиболее влиятельных врачей Земли-Больницы, сейчас мирно спавших, чтобы разбирать уже разобранное, вершить суд, уже свершенный.

Он сунул Пушистика в карман, взвалил на плечи сумку и дождался, когда корабль снизится и сядет. Хорошо бы, подумал он с кривой усмешкой, дали место в студенческом общежитии; сейчас он и в этом сомневался.