Звездный час Уилта

А в пятидесяти милях от полицейского участка, в доме лорда Линчноула шел званый ужин. В самый разгар к дому подкатила машина, и полицейский, вызвав лорда Линчноула, сообщил о смерти дочери. Лорд Линчноул был немало раздосадован. Как некстати: гости только-только покончили с паштетом из скумбрии, распили превосходное монтраше и собирались приступить к пирогу с дичью, хозяин только-только открыл несколько бутылок шато-лафита урожая 1962 года, чтобы порадовать министра внутренних дел и двух приятелей из министерства иностранных дел, – и вдруг это известие. Он не хотел портить гостям аппетит и до поры до времени умолчал о трагическом происшествии, а на вопрос о причине появления полицейских ответил: «Ничего особенного». Он и сам понимал, что выразился неудачно: жена непременно привяжется к этой фразе и закатит скандал. Разумеется, можно возразить, что старина Фредди, как-никак, министр внутренних дел, и потом нельзя же дергать гостей, когда они пьют лафит шестьдесят второго года, – все удовольствие пропадет. Но Хилери этим не урезонишь, и бурной семейной сцены не избежать. Лорд Линчноул положил себе порцию стилтона и предался мрачным размышлениям. Зачем только он женился на Хилери? Не зря мать предупреждала его, что «у этих Пакертонов» дурная кровь: «Помяни мое слово, дурную кровь не изжить. Рано или поздно беспородица даст себя знать». Мать занималась разведением бультерьеров и понимала толк в породе.

Дурная кровь Пакертонов сказалась в дочери. Пенни вела себя как полная идиотка. Вместо того чтобы заняться конным спортом, она, изволите видеть, потянулась к наукам, поступила в этот отвратительный Гуманитех и стала там якшаться со всяким сбродом. Хорошо же Хилери ее воспитала. Она, конечно, будет валить с больной головы на здоровую и винить во всем мужа. Надо бы что-то предпринять, чтобы она успокоилась. Позвонить главному констеблю и попросить Чарльза употребить власть. Оглядев присутствующих, Линчноул остановил задумчивый взгляд на министре внутренних дел. Ну разумеется, в первую очередь следует переговорить с Фредди. Пусть он сам командует парадом.

Разговор предстоял доверительный, и Линчноулу пришлось довольно долго караулить министра в укромном уголке возле гардеробной, слушая, как в кухне официантки, нанятые прислуживать за столом, обмениваются нелицеприятными отзывами о хозяине. Наконец он перехватил министра в гардеробной и дал волю негодованию, приправив его истинно гражданским пафосом.

– Дело не только во мне, Фредди, – вещал он, когда министр наконец поверил, что смерть дочери – вовсе не сомнительная шутка, коими Линчноул славился в школе. – В этом ужасном Гуманитехе она попала в лапы торговцев наркотиками. Ты обязан положить этому конец.

– Да-да, разумеется, – бормотал министр, отступая к подставке для шляп, зонтов и складных тростей. – Ай-яй-яй, какое горе.

– Вам, политиканам, не причитать бы, а взяться и навести порядок, – наседал Линчноул, притискивая собеседника к плащам на вешалке. – Теперь-то я понимаю, почему рядовые граждане так разочарованы в парламентских словопрениях. – («Неужели?» – подумал министр.) – К тому же словами дела не поправишь. – («Это точно», – подумал министр.) – Примите же, наконец, меры!

– Примем, Перси, – пообещал министр. – Можешь не сомневаться. Завтра же утром позвоню руководству Скотланд-Ярда. – Он достал записную книжку – жест, который неизменно успокаивал влиятельных просителей. – Как, говоришь, называется местечко?

– Ипфорд, – сказал лорд Линчноул, все еще сверля его взглядом.

– И она училась там в университете?

– В Гуманитехе.

– Вот как? – произнес министр таким тоном, что Линчноул смутился.

– Мать недоглядела, – сказал он в оправдание.

– Понятно. И все-таки, если разрешаешь дочери учиться в техническом колледже… нет-нет, я ничего против них не имею. Но все же человеку твоего положения следовало бы глядеть в оба.

Леди Линчноул в вестибюле услышала последние слова министра.

– О чем это вы там секретничаете? – пропищала она.

– Так, дорогая, пустяки, – отвечал муж.

Час спустя, когда гости разъехались, он готов был себя убить за эту фразу.

– «Пустяки»? – кричала леди Линчноул, оправившись от неожиданных соболезнований министра. – Как ты смеешь стоять здесь и называть гибель Пенни пустяками?

– Я вовсе не стою, дорогая, – возразил Линчноул, забившись в кресло. Но заговорить жене зубы не удалось.

– И ты знал, что она лежит там в мертвецкой, а сам без зазрения совести сидел с гостями за столом? Видела я, что ты бессердечная скотина, но такое…

– А что мне было делать? – рявкнул Линчноул, чтобы остановить этот словесный поток. – Вернуться к столу и во всеуслышание объявить, что твоя дочь – паршивая наркоманка? Вот тогда бы ты попрыгала. Представляю, как ты…

– Прекрати! – крикнула жена. Линчноул выбрался из кресла и прикрыл дверь, чтобы прислуга не услышала. – Не думай, что можешь…

– Тихо! – заорал Линчноул. – Я говорил с Фредди. Делом займется Скотланд-Ярд. Кроме того, я позвоню Чарльзу. Он главный констебль, и…

– К чему эти хлопоты? Чарльз все равно ее не воскресит.