Звездные гусары: из записок корнета Ливанова

Однако же царскосельские дамы даже петербурженкам давали сто очков вперед. Ибо царскосельская дама – почти то же, что и петербургская, но в более чистом, концентрированном виде. И наиболее совершенным воплощением этого идеала предстала Штофрегену Татьяна Николаевна Терентьева-Капитонова…

“Нужно подкупить этого, в потном бархате, – подумал Штофреген, озираясь на музыканта. – На физиономии его гнусной написано, что вальса он по доброй воле играть не станет…”

Однако выполнить свое намерение он не успел. К нему с двумя бокалами шампанского приблизился господин лет тридцати, в штатском, чуть располневший, но очень миловидный и приятный. Под глазом у него видна была кровоточащая царапина, и по этой примете Штофреген мгновенно опознал в нем пострадавшего господина Сурика, “подранка” Стефании.

– Прошу принять, – произнес господин Сурик. – Сегодня у нас запросто. У Сидора Петровича выходной.

– Да, слыхал, – отозвался Штофреген, с благодарной улыбкой принимая бокал. – Вы, стало быть, господин Сурик.

– Кажется, все последние новости этого дома для вас уже не новость, – усмехнулся Сурик. – Мадемуазель Стефания изволила метнуть в меня картами. – Он прикоснулся к веку. – Спасибо хоть глаз не вышибла.

– С одним глазом вы, возможно, показались бы ей более романтичным.

– Полагаете, для того чтобы завоевать благосклонность Стеши, мне нужно обзавестись всеми атрибутами пирата – повязкой на глазу и деревянной ногой?

– Не забудьте попугая.

– Хорошо бы попугаем и ограничиться, – вздохнул Сурик.

– Не выйдет, – засмеялся Штофреген. – Мадемуазель Стефания в том возрасте, когда полумеры и компромиссы воспринимаются как оскорбление… А кстати – точнее, некстати, но все-таки, – вы не знаете, кто этот милый скрипач?

– Скрипач? – Сурик удивленно оглянулся, как будто только что узнал о существовании в зале музыканта. – Ах этот… Это Венечка Зудин, студент музыкального училища. Его господин Терентьев часто приглашает, чтобы он зарабатывал себе на учебу. А что, желаете у него танец заказать? – не без проницательности спросил Сурик.

Акварельный румянец украсил Штофрегена, но он нашел в себе мужество кивнуть.

Сурик хмыкнул:

– Попробуйте!.. Но только если вы Венику не понравитесь, никакого танца не будет. Он – музыкант, а вы – шаркун паркетный, здесь своя иерархия. Ему дела нет до того, что вы подпоручик.

– Неплохой музыкант, кстати, – заметил Штофреген.

– Ну, попробуйте, попробуйте, увидите, какой он неплохой. – И Сурик с улыбкой отошел к креслам.

Штофреген приблизился к скрипачу и занял позицию сбоку, поглядывая на него исподлобья. Время от времени он потягивал шампанское. Скрипичная музыка, властвующая над приглушенной оркестровой записью, доносившейся из звуковоспроизводителя, в сочетании с шампанским произвела на Штофрегена странный эффект: он как будто начал глядеть на мир сквозь разноцветный прозрачный шарик.

Галоп продолжался еще какое-то время, а затем скрипач смилостивился над задыхающейся Вильгельминой и остановил музыку. Гусар Павловский бодро повел свою даму к столику с шампанским, а Кокошкин принялся разгуливать взад-вперед, почти не слушая быструю болтовню Вильгельмины.

Венечка сказал отрывисто:

– Мне не нравится, когда на меня так пристально смотрят. Мешает сосредоточиться.

– Прошу прощения, – отозвался Штофреген.

– Вы небось ждали, пока я закончу, да? – продолжал Венечка. – Глазами меня нарочно сверлили, чтобы поскорей остановился?

– С чего вы такое взяли? – удивился Штофреген.

– И, между прочим, пить спиртное при слушании музыки – дурной тон! Вы не в ресторане! – не унимался Венечка.

– Стало быть, просить вас о вальсе – дело безнадежное? – сказал Штофреген спокойно.

– Что? – дернулся Венечка.

– Мне нужен вальс, – пояснил Штофреген. – И я хотел попросить вас сыграть что-нибудь… подлиннее…

– Музыку, стало быть, на аршины измеряем, – вздохнул Венечка.

– Скорее, на версты, – примирительно поправил Штофреген.

– Принесите мне выпить, – распорядился Венечка. – Сегодня у Сидора Петровича выходной, а из гостей никто не додумался, что музыкант может страдать от жажды.

– Шампанского?

– Разумеется, – Венечка дернул бархатным плечом. – Если бы я хотел воды, то попросил бы “попить”, а не “выпить”.

– Как же недопустимость сочетания музыки и спиртного?

– Одно дело – слушать, другое – исполнять, – сказал Венечка. – Играть вальс без шампанского – все равно что крахмалить рубашку картофельным пюре.

– Странные у вас сравнения, – сказал Штофреген. – Стоит ли мне надеяться?

– На вальс? – Венечка поморщился.

Штофреген раздобыл ему полный бокал шампанского и подал. Венечка жадно начал пить и скоро вернул пустой бокал.

– Мне на самом деле никто шампанского не подает, – признался он. – Даже Сидор Петрович. Мне ведь пятнадцать лет. Господин Терентьев считает, что в моем возрасте употреблять рано.

– Вероятно, он правильно считает.

– Ха! Если бы я был гусаром или хотя бы его племянником, он бы иначе думал.

– А вы, простите, не родственник?

– В этом доме полно родственников, – сказал Венечка. – Я племянник Сидора Петровича. Спасибо за шампанское, правда. Вальс, говорите?

– Да, и подлиннее.