И даже в этих посещениях Блок оставался гордым и недоступным для окружающих. Откуда у него это женский образ Петербурга, тонкий и изящный? Почему этот образ до сих пор будоражит воображение солидного и отслужившего свой век на трудной службе подполковника милиции?
Даже если подполковник милиции – женщина и зовут его – Галина Сергеевна Завадская. Каким ветром ее занесло в дамский клуб избалованных барынек и дамочек?
– Почему ты решила, что они избалованные и капризные барыньки и дамочки? Может, они «пашут» больше, чем ты на своей милицейской службе, и устают еще больше, чем ты? – Галина Сергеевна заворочалась на шелковых простынях…
Сегодня у нее день беспорядочного мышления – картинки как в калейдоскопе сменяют одна другую, и картинки все разные как по размеру, так и по цвету.
Она не любила пустых размышлений.
– Итак, сухой осадок из химического процесса, называемого мышлением существа разумного, – Завадская считала мыслительный процесс явлением химическим: не то съела, не выспалась, уже и мысли другие, если съесть картошку на маргарине, и думать не сможешь никогда. Знаем, читали Монтеня, все в том же институте. Учиться было интересно, процесс познания захватил как Завадскую, так и ее друзей. У них в студенческие годы был свой кружок, несколько со снобистским уклоном, но он принес в дальнейшем пользу. Многое они успели передать друг другу, многому научили друг друга. Святое время – юность, время познания!
– Итак, сухой осадок. Из всего продуманного выбираем судьбу женщины, маленькой девочки изначально, и проследим ее путь к Успеху.
Как удалось маленькой девочке пробиться в генералы от ювелирного бизнеса? Пусть это будет слегка вымыслом, слегка приукрашенным, но в основу мы положим суровую правду жизни – без нее не обойтись!»
Завадская приняла решение, и ей стало легко на душе. Сомнения оставили ее, и она уснула. Ей приснился сон…
Ей снился ее давний враг, мучивший ее многие годы, изводивший слухами и сплетнями, домыслами и завистью. Он не оставлял ее ни на минуту своими кознями и интригами на протяжении длительного времени. Это была вражда до гробовой доски – пока кто-нибудь из них не умрет. При встрече Завадская мило ему улыбалась, и только, но чувство сильной ненависти преследовало и ее.
Во сне этот враг был ее другом, пришедшим склонить меч вражды к ее ногам. Он долго клялся ей в любви, давней и преданной, и прикосновения его были ласковы и нежны. Изредка Галина Сергеевна просыпалась, чтобы сбросить с себя наваждение, но снова засыпала и видела продолжение все того же сна. Враг любил ее и оберегал от опасностей жизни.
Утром она долго отмывалась от наваждения в ванной комнате, стоя под горячим душем, и, сплевывая изредка воду, цедила вслух:
– Приснится же такое! К чему бы это?
На работе все было по-двадцатилетнему привычно и потому тоскливо. Утреннее совещание у генерала, разносы и поручения, требования и задания.
«Надо уходить на пенсию – столько лет мечтала об этом, и вот пришел долгожданный срок: пора выходить в отставку!
«Почему человек так странно устроен? Столько лет ждала и страдала, жила мечтой о долгожданной свободе, а сейчас мучаюсь, будто расстаюсь с любимым делом. Дело давно перестало быть любимым. Пусть придут новые люди и устроят все по-новому, а ты всегда была странной и непонятной для своих коллег. Все двадцать лет ты была чужой среди своих! – Завадская принялась за работу, докладные записки, рапорта и еще много чиновничьих записок, глухой стеной обложивших ее кабинет.
Если заниматься этим делом еще лет десять, можно без малейших сожалений идти в мир иной. А где же другая жизнь, о которой ты мечтала, – о театрах и выставках, о дефиле и демонстрациях мод, премьерах и других интересных событиях, тех, что много лет проходили мимо тебя? Будто ты из другой страны или, еще хуже, из другого измерения.
Господь Бог милостив к тебе, он дает (в который раз) тебе возможность прикоснуться к другой, яркой и интересной, жизни».
Завадская вспомнила, как однажды на совещании в приемнике-распределителе долго говорила воспитанникам и сотрудникам о создании новой жизни, расцвеченной палитрой разнообразия. Долго говорила, пока не прозвучал голос с места:
– Не надо нас уговаривать жить другой жизнью. У нас и без того жизнь интересная! Наша жизнь нам нравится! – с издевкой проговорила пухленькая девушка в форме лейтенанта милиции. Голос прозвучал настолько цинично и грубо, что в зале притихли присутствующие, сочувствуя Завадской. Галина Сергеевна стушевалась и замолчала, ей стало стыдно: действительно, этих людей устраивает их жизнь. Им не нужна другая, яркая и необычная. Они и в этой счастливы.
Тоже мне, новатор! Реформатор в юбке!
С тех пор она избегала выступлений на совещаниях, словно не хотела привносить нотку разногласия в устоявшуюся жизнь мертвоукладных сотрудников.
Да, ты не прижилась в Системе даже за двадцать лет!