Звездное ожерелье

Нужно ли женщине равноправие? Или успешная женщина имеет право на это самое равноправие, а остальным это равноправие ни к чему?

«Ты взялась за непосильную задачу, Галина Сергеевна! – констатировала Завадская. – Тебе не вытащить эту тему. Слишком много всего встречается на пути к Успеху любому человеку, а уж женщине и подавно. Тут тебе и рабство, и равноправие, проблемы алкоголя и табака, дети и родители, партнеры и связи – много чего нужно испытать и пройти женщине для достижения этого самого Успеха. Вероятно, много унижений приходится претерпеть женщине, чтобы потом, чуть попозже, почивать на лаврах и изображать из себя драгоценную вещь, всем напоказ. Смотрите, я – женщина-ожерелье! Как в витрине ювелирного магазина.»

– Да Бог с ней, с Вашутиной! – воскликнула Завадская.

Город прекрасен в своей угрюмости, ты вспомнила великих певцов этого Города, но совсем забыла о Блоке. Он воспел Петербург с присущей ему романтической пылкой страстью. В его стихах присутствовали и женщины. Он воспринимал Город как вместилище любви, страсти и немного порока.

– Пожалуй, твоя идея разгадать загадку женщины, достигшей Успеха именно в этом Городе, ближе к творчеству Блока, – она напрягла память и рассердилась. От холода гранита, проникшего в нее, казалось, до костей, клетки памяти отказывались служить.

– Надо пойти домой и напиться горячего чая, – решила она. – Дома тепло и уютно, красиво и изящно. Мысли придут сами по себе.

В течение трех лет Завадская боролась с местными жилищными службами, коррумпированными до самых внутренностей. Местные власти перестали убирать набережную и Черноморский переулок, угрюмо отвечая страждущим жильцам: «Нет денег!»

Вопрос, куда же все-таки они дели деньги, властям никто не задавал. На четвертом году упорной битвы за чистоту и порядок переулок и набережную стали убирать. Когда Завадская утром шла на службу, дворники уже заканчивали уборку территории.

Галина Сергеевна своим зорким оком придирчиво оглядывала отвоеванное из вселенской помойки пространство, удовлетворенно хмыкала и улыбалась. Ей нравилось жить в чистоте.

Она считала, что выполняет главную заповедь Бога – содержать свое тело, душу и жилище в чистоте. Если к этим параметрам добавляется еще и кусочек улицы, переулка и набережной, значит, ты – Божий любимчик!

В парадной тоже было чисто и светло. Галина Сергеевна вспомнила, как здесь было грязно и вонюче в тот год, когда она поселилась в доме. Пахло мочой, кошками и крысами.

Уже в квартире, попив чаю, Завадская села в кресло и задумалась.

«В казино она больше не «ходун» – это точно! Если не рассматривать казино как источник впечатлений для осмысления творческих планов, то это место довольно скучное и примитивное. В конце концов ее даже танцевать не пригласили. Никакого интереса для мужчин – посетителей казино она не представляет. Смешно!

«По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух…»

Строчки, забытые и, казалось, стертые из памяти, вдруг всплыли и зазвучали дивной музыкой:

«И в суете непобедимой
Душа туманам предана…
Вот красный плащ, летящий мимо,
Вот женский голос, как струна…
Кого ты в скользкой мгле заметил?
Чьи окна светят сквозь туман?
Здесь ресторан, как храмы, светел,
И храм открыт, как ресторан…
На безысходные обманы
Душа напрасно понеслась:
И взоры дев, и рестораны
Погаснут все – в урочный час».

Вот так! И храм открыт, как ресторан!

Великий Блок взрастил прекрасное из низменного, а ты хулишь казино «Олимпию». Ну, ты, Галина Сергеевна, не Великий Поэт, не Блок, поэтому взрастить прекрасное из вульгарного вряд ли сможешь!

У Блока из пошлости вырастает непостижимый Город, и в этом его тайна и очарование!

«Ее сребристо-черный мех
И что-то шепчущие губы…»

Итак, образ Города вместе с женщиной в красном плаще, в сребристо-черном мехе…

Господи! Сколько времени в институте мы тратили впустую, и все-таки, и все-таки…

Мы заучивали стихи Блока между лекциями и на лекциях, зачитывались ими до одури и Город любили через призму видения Александра Александровича. Иначе мы не воспринимали этот Город! Город для нас был больше блоковским, нежели пушкинским».

Завадская постояла в нерешительности перед книжным шкафом – достать томик стихов или нет? Завтра рано вставать, сейчас уже поздно…

Лучше она в постели постарается вспомнить все ранее прочитанное и заученное. Приятное занятие для постели – вспоминать стихи Блока, большего наслаждения не выдумать эстетам!

Тот же Георгий Иванов, которого при его жизни не любили его собратья по перу, описывает посещения Блоком злачных заведений Петербурга.