Уже взошла луна и море засверкало магическими переливами. Запах соли и гниющих водорослей смешался с почти бесплотным ароматом неизвестных цветов. Выйдя из кафе, я вскоре очутился на соборной площади. На ней не было ни живой души. У ступеней собора, бывшей усыпальницы цезаря, полускрытый римской колоннадою, лежал сфинкс, много веков тому назад привезенный из Египта. Вокруг теснились высокие старинные дома из гладкого хварского камня с мертвыми гербами. Один из них был дом Марии. Мне показалось, что я узнал его — и герб над дверью: три цветка «полибастра» и высокое, наглухо запертое окно, выходящее в узкий, нелюдимый переулок…
И мне почудилось, что я когда-то видел Марию; чтобы лучше припомнить, я закрыл глаза. Тогда из пестрого тумана возник орлиный профиль молодого Данте на фреске Джьотто, и глаза (они были полузакрыты) с длинными ресницами, и чувственный рот, и нежная закругленность плеч. И я уже не понимал, где я и что со мною. Почувствовав головокруженье, я прислонился к старинным воротам соседнего дома…
И мне показалось, что время движется бесконечно медленно и что прошли века. В ушах все властней звучала сладострастная музыка и откуда-то доносился вкрадчивый запах неизвестных мне цветов. И казалось, что я ощущаю всем своим существом сладостное прикосновение почти бесплотного тела и что широко раскрытые, слегка затуманенные глаза смотрят на меня в упор, не видя меня. И вдруг смертельный ужас пробежал по всем моим жилам. — Но я не пришел в себя, лишь под ногами ощутил каменные плиты улицы. На них, освещенная полной луной, лежала моя окровавленная голова и я помутневшим взором смотрел на нее и чувствовал, что жизнь уходит от меня и сознание мое меркнет.
Когда я очнулся, луна все так же сияла на чистых бледно-синих небесах. Лучи ее падали почти отвесно на портал собора и на сфинкса, притаившегося у входа. На мгновение мне почудилось, что у сфинкса лицо Марии, и тогда, собрав последние силы, я обратился в бегство. Через несколько минут я очутился на людной улице около ярко освещенного кабачка.
В ту же ночь я навсегда покинул этот город.
Лишь иногда во сне до меня доносятся звуки магической музыки и ослабевший запах неизвестных цветов. Тогда мне мерещится сфинкс с полузакрытыми глазами и тонким девичьим профилем.
И. Голенищев-Кутузов. Звездная Ева
(Легенда о Лилит)
Ее колдовские волосы были первым золотом мира.
Сказания о Лилит тревожили воображение многих европейских поэтов нового времени. Лилит, райская жена Адама, проявляется в мировой поэзии или как изначальная, роковая сила, звездная Ева, равная по своему достоинству Адаму, даже превосходящая его красотою и мудростью, или же как обольстительно-губительное существо, связанное с демонами, которые стремятся подчинить себе первого человека.
В последнем номере «Ревю де литератюр компарэ» (Париж, 1932) мы находим чрезвычайно интересную статью А. М. Киллена — «Легенда о Лилит». Автор исследует источники легенды, как в древнейший период человеческого развития, так и в новое время, от вавилонского пленения и Библии до произведений современных писателей — Гийома Аполлинера и Бернарда Шоу. Мильтон в «Потерянном Раю», Гете в «Фаусте», Виктор Гюго в поэме «Конец Сатаны», Реми де Гурмон в «Лилит», английские лирические поэты Ките и Данте Габриэль Россетти — преломив каждый через свое обособленное сознание эту легенду, воссоздавали древний образ астральной Евы.
Но, быть может, наиболее проникновенное, мы сказали бы даже гениальное, понимание этого уже веками мучащего человечество образа мы находим в стихотворении Федора Сологуба, оставшемся неизвестным западноевропейскому исследователю.