Звезда упала

Она начала спускаться, одновременно рукой придерживая юбку, чтобы ему ничего не было видно. Он понял, деликатно отвернулся.

— Ну хорошо, извини, Миш, — сказала Надя уже на полу. — Не обижайся. Давай положим твой грузовик обратно в коробку. Сам ему и подаришь. Сейчас заберём его и пойдём ужинать.

Михаил, оперевшись на руку, легко поднялся с пола. Она невольно отметила, как проворно он двигается, совсем не чувствует себя инвалидом. Ей это ещё вчера бросилось в глаза.

— С ужином, боюсь, не выйдет, — сказал он с явным сожалением. — В другой раз. Уезжаю я сегодня, Надь. Думал, завтра, да вот не получается, надо срочно возвращаться, проблема на МТС возникла. К тому же шофёр один в Дарьино едет из главка, так он меня и забирает. Вот попрощаться зашёл.

Надя погрустнела. Она и забыла уже, что он должен уезжать.

— Надо так надо. Хорошо, что свиделись. Так здорово, что ты вернулся. Спасибо, что зашёл, а то ты так исчез утром… Я огорчилась. Ну, Вере ты сам знаешь, что сказать… Расскажешь всё, что видел…

Она опять смутилась, нужные слова, как назло, не находились. Он стоял очень близко, смотрел ей прямо в глаза. Они были почти одного роста, он капелечку повыше.

— Ну, счастливо тебе, Миша!

Надя протянула ему руку, но жест этот уже по ходу показался ей слишком официальным, нарочитым, и к правой руке тут же присоединилась левая, она обняла его за шею, приткнулась к нему на секунду, прощаясь с ним, с прошлым, со всем, что ей было дорого.

Вдруг с изумлением почувствовала, что он прижимает её к себе, всё сильнее и сильнее.

Надя отстранилась, чтобы взглянуть в его глаза, но Михаил, по-прежнему удерживая её, стал покрывать частыми страстными поцелуями её лицо. Он целовал её губы, глаза, шею, и она ошеломлённо стояла, никак не отвечая на эти неожиданные, жалящие её поцелуи, но в то же время и не делая никаких попыток высвободиться.

Потом вдруг опомнилась, попыталась отстраниться:

— Ты что, Миша, с ума сошёл?! Пусти!.. Ты что делаешь?!

Но он не слушал, продолжал целовать её, вжимал в себя единственной рукой. Она снова попробовала вырваться, и он снова не отпустил её.

Они нелепо тыркались между полок, натыкались на них, ударялись то спиной, то бедром. Полки качались, книги подбитыми птицами падали на пол.

— Я люблю тебя, ты же знаешь! — лихорадочно шептал Михаил. — Я всю жизнь любил тебя! С самого первого класса, как увидел тебя, так и полюбил! Когда умирал, о тебе думал! Это судьба, Надя! Судьба меня к тебе привела!..

Надя всё меньше отдавала себе отчёт в происходящем. Она ещё слабо сопротивлялась, мелко вздрагивала, шептала в ответ:

— Что ты такое говоришь, Миша… Не надо… Нельзя… Миша… О, господи!

И внезапно, не выдержав, забыв обо всём, сама впилась в его губы долгим, забирающим все силы поцелуем.

Не отрываясь друг от друга, они медленно опустились на пол, прямо там, где стояли, среди попадавших с полок книг.

Надя уже ни о чём не думала, ничего не понимала. Всё, что она хотела, это вот так бесконечно нежно целовать его, отвечать на его ласки, ощущать прикосновения его мускулистой руки.

Она быстро расстегнула на нём рубашку, брюки, в мгновение ока разделась сама и с протяжным, чуть слышным стоном опустилась на него сверху, впервые за долгие годы чувствуя жар и силу мужского тела.

Алёша с завистью смотрел, как из сада забирают Леночку Савельеву. За ней пришёл папа. Весело болтая, они зашагали домой.

Папа у Леночки очень добрый. На днях он подарил детскому саду ежа Гришку. Гришка был ушастый, с нежным животиком и подвижным чёрным носиком. Днём он в основном спал, свернувшись в колючий клубок.

Теперь из всех детей Алёша остался один, самый последний. Впервые мама не пришла за ним вовремя.

Он сидел на скамеечке, под грибком, печальными глазами неотрывно глядел на калитку. Мамы всё не было, хотя на улице уже зажглись фонари. Получалось, что он не нужен маме, раз она не спешит за ним. Получалось, что он вообще никому не нужен.

Алёша почувствовал себя ужасно несчастным. С трудом подавил желание расплакаться. Он ведь так ждал маму, хотел спеть ей новую песню, которую они выучили.

Теперь уже не до песен. Даже если она сейчас придёт, петь он ей всё равно не будет.

Так ей и надо, сама виновата, надо приходить вовремя.

Из дверей здания высунулась Лидия Марковна, Лидочка, оглядела опустевший сад.

— Иди сюда, Алёша, — позвала она. — Нечего там сидеть одному. Мама скоро придёт. Давай, давай!

Алёше вынужден был подчиниться. Глупо, конечно, ведь гораздо лучше ждать маму здесь, на улице. Но Лидочка иначе не отстанет, характер у неё очень приставучий.

Он тяжело с шумом вздохнул и понуро побрёл в здание.

Надя и Михаил лежали рядом на полу, между полками, понемногу приходили в себя. Оба молчали, каждый по-своему переживал случившееся.

Надя поймала себя на том, что не испытывает никакого стыда или раскаяния. Напротив, возникло странное чувство, будто произошло то, что должно было произойти давным-давно, тыщу лет назад. Мало того, она была совершенно уверена, что и Миша чувствует то же самое.

Как же это хорошо!..