Звезда по имени Алголь

«Опять Фигля что-то поймал», — подумал Лопух. Он поскрёб пальцами мокрую спину, облизал болячку на губе и снова нырнул.

В зелёном сумраке перед глазами предстал пень с корнями. Тёмный, разлапистый, он раскорячился на дне, словно властелин подводного мира. Ныряльщик обхватил его руками, чтобы не всплыть, и повис в невесомости.

В глубине коряги затаилась тень. Алёшка простёр туда руки, стараясь не касаться корней. Ещё на расстоянии пальцы уловили подозрительные движения воды. Вдруг что-то ударилось в них и забилось. «Рыба! Много!» Сердце как будто выскочило из Алёшкиной груди и стучало где-то возле самого уха. Он пускал пузыри и хватал растопыренными пальцами мечущиеся рыбьи тельца. Он напрочь забыл все правила и хватал как придётся. Только бы скорее! Хоть глоточек воздуху!.. Всё. Наверх!

Когда он нырнул в третий раз, под корягой уже было пусто. Рассеянно клубилась муть и блёстки рыбьей чешуи. Странно: теперь пень не пугал его. Мальчишка осмотрел его со всех сторон и даже заглянул под брюхо. Он увидел то, что видела рыба, прячась здесь: масляные лоскутки света, пронизанные солнцем, между чёрными извилистыми столбами. Уже кончался воздух. Лопух подался вверх… Но что это? Щупальца сомкнулись! Лопух дёрнулся — нет. Дёрнулся сильнее. Нет! Голова не проходила, она застряла внутри коряги…

8. ПЛЕННИК

Твёрдые и слизкие щупальца крепче и крепче стискивали шею. Зелёные пятна света сузились и бесовски заплясали перед глазами. Руки пленника словно отделились от тела и мыкались сами по себе, как потерянные, хватаясь за всё подряд — за корни, за ил. Странный мелодичный звон заполнил уши. Алёшка уже готов был открыть рот и набрать полную грудь этих музыкальных звуков, как вдруг пень разжал объятия. Как это вышло, Алёшка не понял. Скорее всего, он случайно сунулся ниже, где проход между корнями расширялся. Освобождённый, он пулей вылетел из-под воды и принялся взахлёб глотать воздух. Вода плюхала у него под мышками, а он всё дышал, дышал и не мог надышаться.

Наконец он медленно, словно во сне, побрёл к призрачному берегу острова. И не сразу обратил внимание, что левая рука, опущенная в воду, странно отяжелела. Алёшка приблизил кисть к поверхности. Какое-то многоногое существо впилось в палец. Да это же рак! Настоящий живой рак болтался у него на мизинце.

Через несколько минут Алёшка стоял на берегу, окружённый дикарями.

— Дай-ка его сюда, — протянул руку Вовка Дран.

Зря он это сделал: рак тотчас повис у него на пальце.

— Ай! — Вовка мотнул рукой, и обидчик улетел в кусты, так что его не сразу и отыскали.

Теперь Дран уже держал зверя за бока. Собственно, это был даже не рак, а рачок-подросток. Он поджал хвост, согнулся крючком. Воинственно, но безуспешно водил в воздухе клешнями.

— Что, не ндравится? — гнусавил Дран, вытаращив на рака глаза, как бы передразнивая его.

— Хорошо, что взяли Лопуха, — значительным тоном проговорил Славик. — Раки на Лопухов клюют, как на тухлятину.

Папуасы захохотали. Дран так хохотал и раскачивался от смеха, что стукнулся головой с Фиглей. А Тетерь-младший, не совсем понимая, отчего такое веселье, носился кругами и визжал.

Славик поднёс к губам ключ и свистнул. Все мгновенно смолкли.

— В лодке литровая банка, — указал вождь. — В банку его!

— Пленного в банку! — рявкнул Дран.

Алёшка съёжился: ему почему-то взбрело в голову, что это его, а не рака-пленника хотят посадить в банку.

Рака погрузили в стеклянную банку с водой, поставили её на открытое место, и все улеглись вокруг рассматривать страшное животное. Сквозь стекло оно казалось увеличенным в размерах, а усы не помещались и торчали наружу, точно две длинные проволочки.

— Пустите, пустите! — верещал маленький Тетерь. Прижимая локтями сползавшие мокрые трусы, он скользким холодным налимом протискивался то между братом и Валеркой, то между Валеркой и Вовкой. Дран и тут не оставлял рака в покое.

— Ишь ты! Ишь какой! — тыкал он его соломинкой. — Смотри-смотри: почти перекусил! Вот это да! Прям кусачки. Мне б такие! Хотел бы? — пихнул он локтем соседа Фиглю.

— Чего?

— Клешни иметь, чего. Был бы раком! — И Вовка затрясся, видимо, вообразив Фиглю с клешнями и хвостом.

— Вот ещё, на дне сидеть… — обиделся Валерка.

— Тогда рыбой. Окунем или каким-нибудь лещом! — При слове «лещом» Вовка звонко шлёпнул соседа по мокрому толстому заду.

— Не-е, — не согласился тот. — Споймают. На удочку или на сеть.

— А ты не клюй.

— Да, не клюй! Это я сейчас знаю, что не надо клевать, а буду рыбой, я же не соображу.

— А я бы хотел! — вскричал Тетерь-младший. — А ещё бы я хотел быть дельфином и жить в море!

— А я бы лучше акулой, — заявил Дран.

— Акул тоже, бывает, едят, — вставил Валерка.

— Пусть попробуют. Сразу голову откушу!

Наконец банку перенесли под кусты в тень и занялись ухой. Алёшку отправили чистить улов. Сквозь лиственную завесу к нему пробивались голоса:

— … рака… Когда рака?

— Рака в последнюю очередь.

Потрескивали сучья, кто-то шумно дул в костёр.

— А говорили, раки в нашей Ирше перевелись, — продолжался разговор у костра. — Они, правда, вкусные?