На самом деле я и не врал ей особо: пока в тех же домах жили и инженеры, приглашенные на заводы — их все еще было меньше, чем предполагалось, по той простой причине что многие из "уже мне знакомых" инженеров еще учились, но дома и для прибывших достроить не успели. Тем не менее "коллектив собрался", и, оставив в очередной раз тяжкое бремя добычи денег на Петю Синицына, я отправился в далекое путешествие "на родину". Вот только к хорошему привыкаешь очень быстро — например к тому, что каждое утро свежая рубашка находится на тумбочке возле кровати, белье всегда чистое, обед подан вовремя и кровать застелена к моменту моего выхода из душа — в общем, в Австралию пришлось ехать с горничной. С Васькой — у англичан "личная горничная" дает плюс много к статусу горничновладельца.
За документами я отправился загодя, еще до переезда в новый дом, к уже ставшему моим если не другом, то уж хорошим приятелем Ферапонту Федоровичу Черкасову, благо первая (и оформленная как "головная") закусочная находилась на территории его части и формально я к нему обратиться право имел. Но именно к нему я зашел со своей просьбой потому, что Черкасов, в отличие от прочих городских приставов, был человеком, понимающим когда мелкое нарушение установленных порядков никакого вреда кроме пользы не принесет.
Когда я изложил ему свою просьбу, он чуть не подавился чаем, который как раз пил, и смог из себя выдавить только короткий вопрос:
— А зачем?
— Ну вы меня просто обижаете, Ферапонт Федорович! Я все же дворянин не из последних, а горничная у меня будет Васька Голопузова? Вы уж простите, но в свете меня просто засмеют! А так — даже наоборот, все уважать станут.
— А девица что про это думает?
— Ну а мне-то что за дело? Пусть думает, что хочет. Вдобавок через несколько лет замуж выйдет, ей все это жить не помешает.
Черкасов, отсмеявшись, вызвал писаря:
— Да уж, Александр Владимирович, умеешь ты людей повеселить! — И обращаясь к вошедшему писарю, добавил — Выпиши горничной господина Волкова паспорт, заграничный выпиши, только фамилию поменяй — и он протянул ему вместе с метрикой мое заявление на замену фамилии Василисе Голопузовой "по причине неблагозвучия". — И самому Александру Владимировичу — тоже паспорт выпиши, заграничный.
В конторке (когда Ферапонт Федорович уже не мог меня видеть), я протянул писарю (который тоже с трудом подавлял порыв заржать) четвертной билет:
— Я думаю, кроме господина Черкасова и тебя причины вашего смеха никто и никогда не узнает.
— Да я и сам уже не знаю, вашсиясь, чего это меня на смех-то разобрало — он, наконец, не сдержался и загоготал. — Просто видать фамилиё смешное показалось, но вижу что ошибся. Разные у людёв фамилии бывают, ну уж люди-то сами в том не виноваты.
Отсмеявшись, он все же паспорта выписал, причем почерком вполне себе каллиграфическим. И из полицейского участка вышел уже не абы кто, а подтвержденный загранпаспортом родовой дворянин Александр Владимирович Волков, у которого в горничных была сама Василиса Ивановна Прекрасная.
Ваське о столь радикальной смене ее фамилии я тогда не рассказал — зачем? Вдруг ей не понравится, и начнет она мне рубашки мятые подсовывать или, того хуже, обедать звать не вовремя… "Лесбиян" к моменту отплытия небось уже обратно из Аделаиды отчалил, так что плыть пришлось на обычном пароходе. Разница с предыдущим путешествием заключалась в том, что из Порт-Саида до Аделаиды рейс длился месяц, но на этот раз спешки никакой не было. Просто в прошлый раз удалось чуть-чуть получше познакомиться с австралийской высшей школой — да и с жизнью аделаидской, так что планы мои стали менее рискованные…
В сотне километров от Аделаиды, на острове Кенгуру, был крошечный городок под названием Кингскот — совсем крошечный, с населением меньше пятисот человек. Интересен городок был лишь тем, что когда-то он реально собирался стать столицей Южной Австралии вместо Аделаиды — вот только его "мнения" никто учитывать не стал. Тем не менее в городе был отдельный полицейский участок (деревянный сарай с одной кирпичной стеной) и целых два двухэтажных дома, в одном из которых находилась мэрия. В которой, как и положено, должен был работать на благо жителей Кингскота мэр. Вот к нему-то мы поначалу и отправились — наняв для этой цели паровой катер в Аделаиде.
Мэром работал некий Джарвис Кеттел, и работы у него было много. Но вовсе не потому, что вся тысяча жителей острова (размером с Царицынский уезд) денно и нощно одолевали его разными просьбами и поручениями, а потому, что он одновременно работал и шефом местной полиции (с одним рядовым полицейским), и начальником местной почты (он же — единственный ее служащий), и учителем в местной школе. На все эти должности обычно "ссылали" проштрафившихся "госслужащих" из Аделаиды — и пара лет "беспорочной службы" служила основанием для прощения. Причем, насколько я знал, этой практике было уже лет пятнадцать, а с мистером Кетеллом, который успел к тому времени "исправиться" и служил уже в Перте, я в прошлый раз уже успел немного познакомиться — чуть позже…