Звезда на содержании

– Ах, сударь, вы разрываете мне сердце. Предписано-то нам предписано, однако... – Пожала плечами. – Что проку мечтать о несбыточном! Катенька, Лизонька... обе эти роли мне по сердцу, да не видать мне ни одной из них. Может быть, госпожа Самсонова и имеет средства справить себе туалеты для спектакля, но я, к несчастью, нет.

– Ну, мечтать никому не запретительно, пусть даже о несбыточном, – с тонкой улыбкой проговорил Хвощинский. – Мне, право, совершенно безразлично, есть или нет средства на покупку туалетов у девицы Самсоновой, однако мне очень даже не безразлично, во что будете одеты на премьере вы, Варенька.

– Отчего это? – с некоторым испугом спросила Анюта.

– Оттого, что мне не безразличны вы сами.

Глаза Хвощинского, светло-голубые, словно бы разбавленные водой, так и прильнули к глазам Анюты, и ей захотелось зажмуриться, таким острым был страх, что он сейчас узнает ее – узнает, разоблачит перед всеми, перед Митей разоблачит и снова повлечет в дом, где снуют гологрудые бабы, от коих разит табачищем!

Однако ничего такого не произошло. Хвощинский только сделал умильную улыбку и продолжил:

– Вы – бриллиант, Варенька, а бриллианту требуется достойная оправа. Позвольте же мне изготовить для вас сию оправу. Да-да, я дам вам средства на пошив этих туалетов, которые, само собой, позволят вам затмить Самсонову не только по праву таланта и красоты, но и благодаря вашей нарядности. Вы молчите... думаете, наверное, какими словами лучше меня поблагодарить? О, не тратьте сил на их поиск. Сердце вам подскажет их постепенно, со временем, ибо я надеюсь, что мы отныне станем постоянно встречаться. Я стану делать вам милые маленькие подарочки, а вы станете оказывать мне милые маленькие знаки внимания...

Анюта вытаращила глаза, но Хвощинский не дал ей времени на раздумье: вдруг схватил за руки, потащил к себе, сжал в объятиях и полез ртом к ее рту, пополз губами по лицу, по шее...

От ужаса, от брезгливости и отвращения Анюта даже крикнуть не могла: только молча, исступленно упиралась ему в грудь локтями. Это было тем паче затруднительно, что еще и бедра свои приходилось удерживать как можно дальше, ибо Хвощинский так и норовил притиснуться к ним своими чреслами, а ощущать это было противно до тошноты.

Наконец Анюте удалось его оттолкнуть, да пресильно: Хвощинский не удержал равновесия и рухнул на маленькую кушеточку, заваленную платьями Мальфузии. Кушеточка сделала жалобное «крак!»; ей на разные голоса вторили кринолины и корсеты.

Их стенания помогли Анюте вернуть себе душевное равновесие.

– Великодушно извините, господин Хвощинский, – сказала она запыхавшись. – Я никак не могу принять вашего предложения. Я ведь помолвлена, и жениху моему сие очень не понравится.

– Что? – тяжело поднялся Хвощинский. – С кем вы помолвлены?! Только не говорите мне, что с этим... с этим смазливым актеришкой Псевдонимовым!

– Именно с ним, – проговорила Анюта, дивясь своей наглости и лживости. Нет, положительно, обстоятельства ее рождения сказались на ее натуре. Врет и, что называется, не краснеет! И даже не задумывается перед тем, как соврать! Нет, это же надо – выдумать такое! Ох, знал бы бедный Митя! Вот стыд! А голос-то как твердо звучит, как будто она говорит чистейшую правду! – И не понимаю, чем он плох. Он актер, я актриса, мы равны.

– Ну и сидите в своей яме, погрязайте в своей грязи! – брезгливо встряхнул руками Хвощинский, как если бы Анюта была той самой грязью, от которой он непременно хотел избавиться. – Вы еще пожалеете, что отвергли мою дружбу! Это вам даром не пройдет! Ни вам, ни вашему вертопраху! Я не из тех, кто прощает! И знайте, если вы посмеете болтать языком, если пойдут слухи о нашем разговоре, я найду средство выставить вас и вашего актеришку вон из труппы! Поняли вы?! Меня опасно злить, сударыня. Меня очень опасно злить!

И с этими словами он вышел, бросив напоследок ненавидящий, мстительный взгляд на Анюту.

И как только Хвощинский хлопнул дверью, она принялась истово, яростно отряхиваться, сметать с себя незримую, но ядовитую пыль его прикосновений.

Боже мой, ну что за судьба злая, что за напасть, что за нелепости! Отчего жизнь всюду сводит ее с этим человеком? Отчего он, словно злой гений, парит над нею и норовит клюнуть побольней, до крови? Уж, казалось бы, куда как надежно скрылась Анюта – ан нет, и здесь настиг ее Хвощинский! И теперь он так же ненавидит Варю Нечаеву, как ненавидел Анюту Осмоловскую... нет, не Осмоловскую, а Невестькаковскую!

– Варенька! – распахнулась дверь, и в гримерную вбежал Митя Псевдонимов. Огромные глаза его были полны тревоги. – Что случилось? Хвощинский выбежал отсюда, аки тигр дик, разъярен и страшен! Что он вам сказал?

– Что ты сказала господину Хвощинскому? – влетел перепуганный Аксюткин. – Он даже не пожелал со мной проститься – оттолкнул презрительно: «Прочь, жалкий лицедей!» И кинулся вон из театра. Варенька, ты обидела этого господина? За что?!