Звезда на содержании

– Экая ты, Варенька, неуклюжая! – всплеснул руками Аксюткин – и замер с открытым ртом, обнаружив, сколь неузнаваемо преобразилась его племянница. Очень может быть, что он выдал бы ее неуместным возгласом, однако Митя, отвешивая поклон высокому гостю, по нечаянности так наступил Блофранту на ногу, что если тот и навовсе не онемел от боли, то, быть может, смекнул, что следует придержать язык.

– Счастлив познакомиться с вами, мадемуазель Нечаева, – протянул Хвощинский, улыбаясь, и Анюта вздрогнула от отвращения к его голосу, к его повадкам, ко всему виду его – холеному да лощеному. В театре таких преувеличенно ухоженных господ не без презрения называли Гастонами Орлеанскими. Что это значило и почему так говорилось, Анюта не знала, но само звучание этих слов казалось ей противным – совершенно как опекун! – Однако, господа, позволительно ли мне будет остаться с нашей новой этуалью тет-а-тет для приватной беседы?

«Не оставляйте меня!» – чуть не вскричала Анюта, однако Аксюткин уже ринулся к двери послушной, услужливой рысью.

Митя Псевдонимов не тронулся с места.

Хвощинский приподнял брови.

– Митя, что ж ты?! – изумленно прошипел Аксюткин и сделал суетливый жест. – Поди за мной, поди!

– Неловко девице оставаться одной в присутствии постороннего мужчины, – спокойно сказал Митя, снова принимаясь прилаживать крышку к сундуку. – С вашего позволения, Феофан Спиридонович, я поприсутствую. Да и вам уходить не советую.

Блофрант озадаченно заморгал и даже огляделся, словно отыскивая в гримерной какого-то Феофана Спиридоновича. Анюта догадалась, что он настолько привык к псевдониму, что напрочь забыл свое настоящее имя, и с трудом удержала смех. И тут страх ее совершенно волшебным образом не то чтобы вовсе развеялся, но несколько приутих. Она ведь уже не одна на свете, какой была несколько дней назад. У нее есть Блофрант и Мальфузия, у нее есть Митя, а главное – Хвощинский не узнал ее, это видно сразу! Ну, теперь главное – не выдать себя голосом.

– Не тревожьтесь, Димитрий Христофорыч, – сказала она почти шепотом. – Господин Хвощинский – человек почтенный, с ним наедине остаться – все равно что с родным дяденькой или даже папенькой.

Хвощинский резко покраснел. Митя Псевдонимов пошел из комнаты, как-то странно согнувшись, и Анюта поняла, что его душит смех, а он пытается это скрыть.

Однако ее приступ неумеренной веселости уже миновал, воротился страх, и потребовалось все присутствие духа, чтобы остаться с Хвощинским наедине и выдержать его неотступный, ощупывающий взгляд.

– Так вот вы какая, Варенька! – промолвил он наконец. – Я ожидал вас видеть блондинкою, а вы этакая цыганочка...

– Весьма огорчена, что не угодила вашему сиятельству, – пробормотала Анюта, скроив самую что ни на есть глупую физиономию, дабы остудить его, однако опасный огонек в глазах Хвощинского лишь разгорелся.

– Что вы, что вы, моя прелесть! Девица этакого сложения всегда встретит в моем сердце лишь восхищение! А что до смуглости вашей кожи и черноты ваших кос, то для разнообразия оно очень даже неплохо. Надоели эти бесцветные особы! Надеюсь, что в пьесе «Красавицы-дурнушки» вы будете играть Катеньку, и ваша яркая внешность лишь выиграет в новых туалетах, в которых вы там появитесь. Я ведь не ошибся: актрисам предписано самим приготовить себе костюмы?

«А ему-то об этом откуда известно, если даже Митя узнал сию новость только что?» – насторожилась Анюта, однако спорить с Хвощинским не стала, а только кивнула.

– Воображаю, как вы будете выглядеть в парижских моделях... – пробормотал Хвощинский, окидывая ее наметанным взглядом. – Не могу сказать, что я такой уж знаток дамских туалетов, однако нынешнюю моду с широкими юбками и обтянутым лифом нахожу премилою. А то, что декольте с каждым днем становятся все глубже, могу только приветствовать! Наслышан, что наши мануфактурные лавки сейчас как раз получили новые образчики самых модных материй самых модных цветов. Есть и pale, жонкилевый, камелопардовый, куропаткина глаза, масака, матовый, зеленый попугайный, бистр...[6]

Анюта с трудом удержалась, чтобы не вытаращить глаза, поскольку большинства этих названий она даже не слышала. Придется, конечно, выучить, что из этих слов что означает, не то она не сможет помочь Мите раскрашивать модные картинки. Однако интересно бы знать, где и зачем Хвощинский набрался таких необычных для мужчины знаний, более приставших для приказчика, чем для человека почтенного, каким он себя всячески выставляет? Ох, не все так просто с этим господином, бывшим опекуном Анютиным, не так уж праведен и благочестив он! Анюта поняла это давно!

Но к чему все эти его подходцы? Неужели?..

У нее задрожали руки от страха и от отвращения, но кое-чему – и даже очень многому! – она в новой своей жизни уже научилась, а потому сделала свои «перекрашенные» глаза совершенно наивными: