Звезда на содержании

Поразительно, стоит только кому-то поглядеть на эту отвратительную Варьку, как они тотчас с ума сходят. То Митя, то Сереженька Проказов, а теперь вот тетя Лина. Остается уповать, что господин Хвощинский ее еще не успел повидать и пребудет в здравом уме и твердой памяти, когда к нему явится Наденька и начнет излагать свою просьбу!

Однако сначала Наденьке показалось, что ее мольбы не достигли небес и Хвощинский к ней переменился разительно. Смотрел он холодно, слушал вполуха, на все Наденькины пылкие признания улыбался весьма сардонически, и она уж даже начала раздумывать, которое из двух давно проверенных, испытанных средств следует сейчас пустить в ход: пасть к ногам Хвощинского и залить их слезами – или же хлопнуться в обморок в его объятия... только надобно поближе к нему оказаться, чтобы, хлопнувшись, непременно в объятия попасть, а то ведь недолго промахнуться и ежели не убиться об пол, то ушибиться изрядно... а как тут окажешься ближе, коли он тебя сторонится, как зачумленной, и даже трость свою порою выдвигает в качестве оборонительного сооружения, когда Наденька слишком пылко суется вперед?! И тут надоумили ее святые небесные силы рассказать о том, что произошло в театре нынче: о том, как явился в разгар репетиции сладчайший господин Липский и принес письмо от Сергея Проказова, желавшего сделаться Варькиным благодетелем и оплатить ее роскошнейшие туалеты.

Хвощинский выронил трость, коей брезгливо ограждался от Наденьки, и вскочил, совершенно потрясенный:

– Что ты говоришь?!

– То, что слышите! – зло выкрикнула Наденька, которая первый раз слышала это грубое «ты» от своего церемонного поклонника. Она не выносила грубости. И все это снова из-за Варьки! И еще ей было чуточку страшно. Таким Хвощинского она никогда не видела. Как же он может быть страшен, оказывается...

И вдруг складки ярости, избороздившие его лицо, разгладились, словно по волшебству.

– Ну что же, – медленно проговорил Хвощинский и скрипуче усмехнулся, – а ведь получается, что господин Проказов сам вырыл себе чудесную яму! Себе яму вырыл, а мне предоставил возможность сквитаться с теми людьми, которые меня смертельно оскорбили.

Он резко повернулся к Наденьке:

– Я дам тебе денег на туалеты, в которых не стыдно будет поехать в Париж, не то чтобы показаться в жалкой пьеске на провинциальной сцене. Ты затмишь эту девчонку, будь она проклята, ты достигнешь того, чего хочешь, но ты должна дать слово, что будешь делать то, что я скажу. Исполнять беспрекословно, поняла?

Наденька моргнула.

– Беспрекословно? – растерянно повторила она. – То, что вы скажете?.. Но...

– Нет, – поправился Хвощинский. – Ты будешь беспрекословно исполнять то, что я тебе прикажу. Для начала – раздевайся, да побыстрей!

* * *

Виват тому, кто придумал мзду! Воздаяние, взятку, барыш, хабар, барашка в бумажке – назовите как хотите, виват тому, кто придумал назначать цену не только товару, но и услуге, а тем самым определять цену человека. Кто стоит дороже, кто дешевле, но купить можно всякого, вопрос лишь в цене. Правильно цену назначишь – и поймешь, что покупаешь даже не жалкую тварь, которая тебе услужает, – ты покупаешь невозможное. Вот только что это было для тебя нельзя,но ты достаешь бумажник или кошель, шелестишь ассигнациями или звенишь монетами – и нельзяволшебным образом обращается в можно.

Как просто. Как легко... Виват тому, кто придумал взятку, взяточников и взяткодателей!

Так думал Константин Константинович Хвощинский, неторопливо шествуя по Большой Покровской улице, изредка приподнимая шляпу перед дамами и раскланиваясь с немногочисленными знакомыми, которые отвешивали ему поклоны из своих экипажей, недоумевая, что это господин Хвощинский так опростился и пеш прогуливается. Не иначе моциону для! Однако, выигрывая в здоровье, теряешь в общественном мнении, ибо на Руси с тех самых пор, как завелась в ней лошадиная сила, человек едущийощущает себя могущественней и во всех отношениях выше человека идущего. Бояре Ивана Грозного стыдились до соседнего дома пешком пройти, непременно желали верхи взгромоздиться или возок велеть заложить, петровские или екатерининские дворяне тоже непременно должны были в карету воссесть, чтобы пол-улицы одолеть, да и в новейшие времена ничего не изменилось. Коли лень тебе велеть запрячь собственный экипаж или не имеешь его, кликни хоть ваньку, не то прослывешь человеком недостаточным и неуважаемым.

Все это Хвощинскому было известно, однако почиталось им сущими пустяками по сравнению с теми великими делами, которые ему предстояло свершить. Но сначала их нужно было хорошенько обдумать. А думалось ему должным образом лишь на ходу, а не трясясь на колесах, именно поэтому он и шел сейчас по Большой Покровской улице, возбуждая к своей персоне нездоровый интерес, нимало не обращая на это внимания и мысленно воспевая дифирамбы тому, кто придумал мзду.