Звезда моей судьбы

– Кто вы? – мысленно осведомилась я, пытаясь справиться с предобморочной дурнотой, волнами наплывающей на сознание.

– Овэлейн! – Этот пришедший откуда-то извне ответ поразил меня чуть ли не до беспамятства.

– Кто? – растерянно переспросила я, боясь поверить.

– Овэлейн! – однотонно повторил воин. – Верный оруженосец вашего деда.

– Но ты же умер? – глуповато напомнила я, воскресив в памяти образ священной рощи и процесс волшбы Лаллэдрина.

– Мы все когда-нибудь умрем! – усмехнулся воин, повторив начальную строку баллады, исполненной мною во дворце моего отца. – Главное – как и во имя чего…

– Хм… – призадумалась я, на мгновение совершенно позабыв о надвигающейся на меня смерти. – И я тоже?

– Разве ты этого хочешь? – так неправдоподобно удивился Овэлейн, будто делал мне величайшее одолжение, спровоцированное чисто девчоночьей наивностью.

– Нет, сейчас нет, – решительно отмела я подобное предположение. – Но лучше умереть тогда, когда хочешь жить, чем дожить до того дня, когда захочется умереть…

– Возможно, – снисходительно согласился мой собеседник. – Но вспомни, ты же обещала мне бороться до конца!

– Так куда уж конечнее-то, – неубедительно пробурчала я, почти теряя сознание. – И неужели все когда-то данные обещания выполняются?

– За других не поручусь, а свое – выполню! – четко, словно на параде, отрапортовал Овэлейн. – Много лет назад я обещал своему умирающему повелителю, что позабочусь о его потомках. И теперь время пришло. Глотни из фляги, в которую Лаллэдрин поместил мою жизнь, и тогда ты сумеешь вырваться из плена мертвой воды.

– Хорошо! – смущенно согласилась я, чувствуя себя виноватой непонятно в чем.

– А еще помни о том, что женщины намного живучее мужчин, – почти весело продолжил мертвый оруженосец. – Они выносливее и терпеливее, они умеют не только дарить мужчинам счастье, но и надежно хранят свою любовь, не разменивая ее на мелочи и благополучно пронося через беды и испытания. Хранят назло и вопреки всему. Не забывай о своей любви, Наследница…

– Хорошо! – однообразно повторила я, словно разом позабыла все известные мне слова. – Не забуду!

После этого странного диалога я сняла привешенную к поясу флягу, открутила туго притертую крышку и прижала к губам узкое горлышко. Превозмогая слабость, судорожно глотнула… Ощущение было такое, словно по моему пищеводу скатилась порция холодного горного воздуха, оставившего на языке упоительный вкус лесной мяты. Мысли прояснились, мышцы налились свежей энергией, а желание жить вспыхнуло во мне с доселе не испытанной страстью. Тьма, и как же я могла подумать о том, будто ничего не значу и не умею? Да, я люблю мужчину, но не имею права позволять себе быть слабее его, ибо не я, а он нуждается теперь в помощи. А значит, браслеты, поцелуи, хрупкость и бестолковое нытье отменяются… Кляня себя за проявленную квелость, я, мощно загребая руками, целенаправленно поплыла вперед, на ощупь продвигаясь по темному подводному туннелю. Нет, я не сдамся! Нет, я не отступлю! Не дождетесь, смерть, судьба, Банрах и Кларисса. А еще мне очень хочется стать достойной той жизни (надеюсь, не напрасно потраченной), которую отдал благородный Овэлейн, принеся себя в жертву ради торжества добра, света и справедливости!

Коридор оказался длинным… Еще четырежды я приникала губами к спасительной фляге, пока она полностью не опустела. К счастью, вода начала постепенно светлеть, что свидетельствовало о приближении искомого выхода, должного вывести меня наружу. И вот последним исступленным рывком я прорвала липкую поверхность мертвой воды, отчаянно цепляющуюся за добычу, ускользающую из ее жадных лап, и вынырнула на поверхность. Я победила!

Упоенно вдыхая чистый, сухой воздух, я огляделась и обнаружила, что нахожусь в середине небольшого, довольно грязного озерца, расположенного в какой-то неприглядной, каменистой и безжизненной местности. Я доплыла до берега и, тяжко отдуваясь, вывалилась на сушу, чувствуя себя выброшенной из воды рыбиной. Ухватилась руками за клочок сухого ковыля и подтянулась, выталкивая повыше свое непослушное тело и стремясь очутиться как можно дальше от этой кровавой мерзости. Рывок, еще рывок… Вода неохотно стекала с моих бедер, коленей, лодыжек…

– Да отпусти ты, зараза! – Я гневно лягнула ногой, с остервенением отпинываясь от привязчивого озера, и с утробным чмоканьем отделилась от воды. Торопливо откатилась подальше и замерла, бездумно рассматривая раскинувшееся надо мной небо. Ласковые лучи теплого Сола незамедлительно высушили мое лицо. Я благодарно улыбнулась, расслабилась и сама не заметила, как заснула…

Блеклый рассвет следующего дня застал меня уже на ногах, уверенно вышагивающую по россыпи мелких камушков, устилающих здешнюю почву. За ночь все мои насквозь промокшие вещи успели высохнуть, правда, сапоги немного сморщились и утратили прежний глянец. Беззаботно посвистывая, я натянула их на ноги и упрямо топнула малость сбитым каблуком. А ведь жмут теперь, собаки. И выглядят соответствующе.