Звезда моей судьбы

Нет, если изъясняться вернее, то вряд ли стоило называть пустотой унылый пустынный пейзаж, который предстал перед моим растерянным взором, но я не затрудняла себя поиском более точного определения, а посему прибегла к обобщению. Песчаные барханы, редкие колючки и стоящий высоко в зените Сол – вот они-то и создавали в моей душе ощущение внешней пустоты, безмерно меня озадачившее. А где же источник, озерцо, норы в земле и, наконец, сами шаффы? Неужели мне все это приснилось?

Но чуть позднее я исследовала свои вещи и убедилась в абсолютной адекватности преследующих меня воспоминаний. Мой бурдюк оказался полон воды, а в сумке обнаружилась большая пшеничная лепешка, еще мягкая, вкусно пахнущая и теплая. Ею-то я и позавтракала, попутно размышляя о приоритетности своих дальнейших действий. Меня немного угнетало мое изрядно надоевшее уединение, но я предпочла не расстраиваться, а убедить себя в том, что и оно несет в себе нечто полезное, способствуя продуктивным размышлениям и глубокому ментальному анализу. Уединение – это именно то физическое и духовное состояние, в коем ты принадлежишь только себе. Глупый человек обычно не понимает столь очевидной истины и ищет пути преодоления одиночества. Умный же, наоборот, им наслаждается. А посему выходило так, что в данный момент у меня полностью отсутствовал повод для грусти.

Я повесила бурдюк на плечо, закинула сумку на спину и целенаправленно зашагала по сыпучему песку, насвистывая что-то жизнеутверждающее. Карты здешних мест у меня не имелось, точного маршрута я не знала и поэтому предпочла положиться на собственную интуицию, почти никогда меня не подводившую. Я не ведала, насколько долго затянется мой нынешний поход, но самонадеянно решила не переживать по такому малозначительному поводу. Кто-то видит в лужах только грязь, а кто-то – отражение неба. Но при этом каждый выбирает сам, как ему следует смотреть на вещи. Например, лично я предпочитаю делать это с оптимизмом!

Я шла по пустыне до вечера, а с наступлением сумерек вырыла в прогревшемся за день песке небольшую ямку и, улегшись в нее, сладко заснула, укрывшись бессменной овчиной. К полудню следующего дня Огненные земли неожиданно закончились, сменившись каменистым плато – буро-коричневым, ветреным и ровным, как столешница. А в самом его центре темнело небольшое, идеально круглое озеро, заполненное кроваво-красной водой…

Попробовав пальцем гадкую красную жидкость, я сердито зашипела. Так называемое озеро оказалось почти непрозрачным и холодным, будто лед. Вот уж действительно мертвая вода! Купаться в ней то еще удовольствие, но разве у меня есть иной выход? Поворчав для проформы, я зачем-то разулась, закинула сапоги в мешок и, мысленно на все лады костеря свою горькую судьбину, полезла в воду. Ноги немедленно свело жесточайшей судорогой… Ругнувшись уже вслух, я набрала в легкие побольше воздуха и нырнула, с трудом преодолевая сопротивление плотной и вязкой, как кисель, воды…

Сначала мне никак не удавалось что-либо рассмотреть, но затем глаза понемногу привыкли к темноте и я постепенно стала различать всевозможные оттенки багрового цвета, переливающиеся в толще мертвой воды. Вокруг меня царила абсолютная тишина, а тока воды совсем не наблюдалось, словно весь объем озера замер в безжизненной неподвижности. Но странное дело, внутренним чутьем я ощущала в этой, казалось бы, мертвой воде присутствие некоего сильного разума, злобного и враждебного, настроенного против меня. А еще я прекрасно понимала, что рано или поздно этот разум как-то проявит свое присутствие и наше неизбежное столкновение не принесет мне ничего хорошего…

Но так или иначе, мое погружение продолжалось. Лишь очутившись у самого дна, я сумела поймать некое подобие слабого течения и последовала за ним, углубившись в ответвление узкого каменного коридора, образующего русло впадающей, а может, вытекающей из озера реки. Ее вялые воды полностью укутывал каменный кокон подземной пещеры, а поэтому я никак не могла подняться на поверхность воды и оставалась постоянно погруженной в нее с головой. Дно каменного желоба выстилал слой костей, неясно кому принадлежавших ранее, однако приведших меня в содрогание.