Двое солдат приволокли два чемодана и огромную туго набитую сумку. Кое-как забили на заднее сиденье машины. Макагонову пришлось выбраться из авто и поправить неловко забитые вещи, чтобы освободить место.
Наконец на пороге появились мальчик лет тринадцати и девочка постарше. Следом за ними шли заплаканная красивая женщина, прижавшаяся к плечу комдива головой. Он бережно поддерживал ее за талию, держа обе ее руки в своей правой ладони и что-то тихо и быстро говорил. Макагонов увидел шевелящиеся губы. Комдив был неестественно бледен. Василий выскочил из «эмки» и распахнул дверцу перед детьми, но те не спешили забираться внутрь, оглянувшись на отца. Дружно бросились к нему и обхватили с двух сторон. Комдив услышав близкие взрывы, поторопил родных:
– Лиза, Ванечка, Ирина, пора! Забирайтесь быстрее!
Торопливо чмокал в щеки детей, подталкивая их к машине. Сын и дочь послушно забились на заднее сиденье. Макагонов закрыл дверцу. Обернулся. Комдив крепко целовал жену и ее руки никак не желали отпустить крепкую шею мужа. Он оторвал ее руки и почти силой усадил на переднее сиденье. Сам захлопнул дверцу. Взглянул на солдата:
– Вот что, Василий, гони на станцию! Посади их в поезд. Вот документы…
Он протянул шоферу несколько бумажек с печатью и собственной подписью. Оглянувшись на грузовик, затормозивший в десятке метров, добавил:
– …найдешь меня на полигоне. Будем держать оборону там.
Макагонов ловко подбросил руку к пилотке:
– Есть!
Торопливо обежал «эмку» и забрался внутрь. Увидел, как комдив бежит к грузовику и нажал акселератор. Жена комдива плакала рядом. Он покосился на нее. Посмотрел в зеркальце над лобовым стеклом. Тихо плакала девочка за спиной. Лишь мальчишка крепился, упрямо поджав и прикусив до синевы нижнюю губу. Желая ободрить, Макагонов сказал:
– Лизавета Ивановна, не ревите. Вот увидите, все хорошо будет. Прогоним немца и вы вернетесь сюда…
Жена комдива подняла на него заплаканное лицо:
– Ах, Вася, ничего-то вы еще не поняли…
Георгий Кавтарадзе выделялся среди новобранцев широченными плечами, на которых потрескивала гимнастерка и высоким ростом. Чувствовалась мощь и сила. Другие поглядывали на него с завистью. Он стоял у вагона, в котором должен был отправиться воевать. Легко держал двумя пальцами выданную трехлинейку, разглядывая оружие, пока к нему не подошел капитан Булавин. Окинул солдата усталым взглядом покрасневших от недосыпания глаз. Спросил:
– Что, первый раз в руке держишь?
Кавтарадзе обернулся и с сильным акцентом сказал:
– Да нэт. Стрэлял. Почему патронов мало дали?
Капитан помрачнел:
– Нет патронов. Не привезли. Там должны дать…
Булавин указал рукой куда-то в сторону, откуда доносились глухие и далекие разрывы снарядов. Посмотрел с тоской. Снова спросил:
– Если я тебя вторым номером к пулемету поставлю? Справишься? Ты здоровый и в одиночку пулемет сможешь унести при случае…
Кавтарадзе кивнул:
– Согласен. Только покажите, как пользоваться. С пулемета я не стрелял.
Булавин снова спросил:
– А дома чем занимался?
Георгий вздохнул, вспомнив родные горы:
– Отцу помогал. Сапоги тачал. Виноград растил. Вино делал. Деревья в колхозе сажал. С отарой в горы ходил…
Капитан тоже вздохнул:
– Эх, жили не тужили и на вот… – Взглянул на грузина: – Вот что. Сейчас тронемся. Ко мне подойдешь. Пулемет изучать будешь…
Кавтарадзе кивнул:
– Хорошо, дарагой…
Капитан со вздохом поправил:
– Не хорошо надо отвечать, а есть! Понял, товарищ рядовой?
Георгий сразу вытянулся:
– Есть, товарищ капитан!
Капитан махнул рукой и направился дальше…
Петр Чернопятов стоял в строю таких же добровольцев у военкомата. Они были одеты в гражданскую одежду. В стороне стояли Нина, ставшая накануне его женой и две женщины, матери молодоженов. Возле матери Нины застыли еще два мальчишки-подростка. Сестра Петра, Люся, провожала на фронт мужа и тоже пришла к военкомату. На аллее стояло несколько грузовиков.
Оба отца семейств стояли в строю. На руке Петра Чернопятова поблескивало серебряное кольцо. Он практически не слышал ничего из того, что говорилось на митинге. Часто смотрел на молодую жену и она уже несколько раз помахала ему дрожащей рукой, на которой блестело такое же колечко. Второй рукой прижимала к губам носовой платок. Нина изо всех сил сдерживала слезы. Матери молодоженов горько плакали и тихо плакала Люся, находившаяся на восьмом месяце, уткнувшись в плечо свекрови.
Толпа гражданских молчала точно так же, как молчал строй солдат. Старый военком, седой и невыспавшийся, стоял на крыльце и продолжал говорить:
– …коварный враг топчет нашу землю и надо приложить все силы для того, чтобы прогнать его с нашей, советской земли. Победа будет за нами! Враг будет разбит! По машинам!
Над площадью словно шквал пронесся. Крики и плачь взлетели к небесам. Каждый что-то кричал, чего-то наказывал. Звуки сплелись в сплошную какофонию. Нина сумела протолкаться сквозь толпу к мужу и приникнуть к его груди на секунду, шепнув:
– Я люблю тебя и буду ждать. Ты береги себя…
Какой-то мужик втиснулся между ними и оттолкнул влюбленных друг от друга…