Звезда Давида

Стоял конец мая. В этот солнечный день Готтен решил устроить в лагере банный день и общую уборку. Военнопленные прибирали территорию между бараками и уносили к воротам лагеря трупы товарищей. Они еле бродили от слабости. Трупы несли по двое, по трое, а то и вчетвером. Василий Макагонов, Петр Чернопятов и Георгий Кавтарадзе выглядели немного лучше остальных и складывали трупы в штабель. Абрам подметал метлой утрамбованную площадку перед бараком.

Над лагерем звучала русская песня «Из-за осторова на стрежень». Пластинка хрипела и порой слова звучали невнятно. Время от времени военнопленные вскидывали голову, прислушиваясь к родной песне.

Немцы-охранники безразлично наблюдали за ними. Даже овчарки не лаяли. Высунув языки от жары вытянулись на земле у ног хозяев.

На небольшом бугорке, под тенистой березой стояло кресло. В нем удобно устроился молодой штандартенфюрер СС. Его красивое холодное лицо обезображено шрамом. Одна нога офицера была вытянута, вторая согнута в колене. Рядом стояла красивая трость. На колене согнутой ноги лежала расстегнутая кобура. В руке слегка дымилась зажатая в пальцах сигарета. Время от времени он подносил ее к губам и с явным удовольствием выдыхал дымок, глядя то в синее небо, то на крону русской березы над ним, то на женщину с холодным лицом в белом распахнутом халате, из-под которого выглядывала эсэсовская форма.

Она вслушивалась в незнакомые слова, слегка склонив голову набок. Об этом говорили только ее застывшие глаза. В руке, затянутой в тонкую перчатку, был зажат стек. На голове красовалась черная пилотка с черепом. На поясе висела кобура с «вальтером», передвинутая с бедра на живот.

Глаза штандартенфюрера и немки встретились. Она тотчас отвела взгляд, стараясь выглядеть непробиваемой, а у него чуть дрогнули губы и взгляд стал мягче. Рядом с креслом стоял столик. На нем дымилась чашка с хорошим кофе, лежал «парабеллум» и стоял старый граммофон, ручку которого время от времени старательно крутил совсем молоденький солдат, часто поправляя ремень автомата на груди. Он явно боялся положить оружие и продолжал мучиться, крутя ручку. Толстая стопка пластинок высилась на табурете рядом.

Штандартенфюрер время от времени переводил взгляд на русских военнопленных и морщился от досады. Затем снова отвлекался и вслушивался в незнакомые слова. Песня ему определенно нравилась, так как он часто повторял:

– Гут, гут…

Песня смолкла. Солдат торопливо снял пластинку. Забил в бумажный желтоватый пакет и отложил направо. Там уже скопилось пластинок пять-шесть. Снова покрутил ручку граммофона.

Готтен сделал глоток из чашки и вновь затянулся сигаретой, глядя на немку. Спросил:

– Эльза, тебе понравилась эта русская песня?

Она смотрела ему в лицо не отрываясь:

– Да, господин штандартенфюрер!

Вильгельм чуть насмешливо улыбнулся краешками губ:

– Тогда мы послушаем еще раз… Вечером…

Иголка поставлена на диск. Раздается шаляпинский бас:

– Э-э-й ухнем…

Офицер прислушался. Брови начали сходиться на переносице. Взяв парабеллум, резко бросает солдату:

– Шлехт!

Солдат, не сводивший с него глаз, мгновенно снимает пластинку и подбрасывает ее в воздух. Эльза с интересом смотрит на пластинку в воздухе. Эсэсовец, практически не прицеливаясь, стреляет…

Пленные вздрагивают. Кто-то замирает, кто-то втягивает голову в плечи. В глазах их испуг…

Падают на землю осколки пластинки. Немка чуть улыбается, рассматривая крупный осколок, упавший рядом с ее крепкой ногой в туфле на широком устойчивом каблуке. Немецкие солдаты-охранники довольно улыбаются и переглядываются. Несколько собак с испугу принимаются лаять, но хозяева дергают поводки, боясь разозлить офицера. Псы замолкают.

На диск кладется новая пластинка. Развеселая «Калинка» несется над лагерем. Офицер довольно притопывает левой ногой. Правая остается неподвижной…

Пленные мрачно поглядывают в сторону немцев и граммофона, стараясь делать это незаметно. Кое-кто остановился, с горечью слушая песню. Охранники замечают. Несколько ударов прикладом и русские вновь принимаются за работу. Эльза оборачивается на вскрики, но сразу же отворачивается от военнопленных с брезгливой гримасой. Слегка постукивает стеком по собственной ноге.

Штандартенфюрер продолжает слушать пластинки. Переглядывается с Эльзой. Курит и пьет кофе. Пленные работают. Время от времени раздаются выстрелы и сыплются с неба осколки. Солдат продолжает ставить пластинки и крутить ручку граммофона. Немец вновь закуривает сигарету, остановив взгляд на груди докторши. Она замечает, но ничуть не смущается. На диск кладется пластинка. И вдруг…

Сигарета вылетает изо рта офицера. Скользнув по брюкам падает на траву. Эльза удивленно глядит на его застывшее лицо. Из огромного медного раструба несется веселая еврейская мелодия…

Перед глазами Вильгельма Готтена проносится полузабытое. Он, еще мальчишка, вместе с приятелем идет по улице. Откуда-то несется эта самая мелодия. У мальчишек изможденные лица, глаза запали и блестят нездоровым блеском.