Глаза цвета тёмного мёда – затуманенные, пьяные, распахнулись – и в глубине их мелькнуло моё отражение. Вряд ли она мне ответит, Рамона сейчас витает где-то не здесь.
И вдруг девичья рука взметнулась, легла на затылок…
Губы были так близко, что можно рассмотреть каждую трещинку, каждую впадинку… Мягкие, тёмно-розовые, влажные. И безумно, безумно притягательные.
Просто закрыть глаза и припасть к ним, узнать её вкус. Это же так просто…
И тогда, когда я почти сделал это, невесть откуда взявшаяся волна окатила голову жрицы, и она зафыркала, замахала руками.
– А-яй! – пискнула совсем по-девчачьи. Нащупала ступнями дно и встала, откинув с лица волосы.
– Тебе лучше? – спросил осипшим голосом и закашлялся.
– Да… немного. Это лучше, чем ничего.
Я убрал руки с её талии, убедившись, что Рамона твёрдо стоит на ногах.
– Спасибо тебе, Ренн… – она коснулась пальцами лба, нахмурилась. – Я даже не представляла, что смогу потратить столько сил. Мои резервы опустошены, и я чувствую себя, как… как варёный угорь!
Она провела ладонями по плечам, оценила свой весьма пикантный вид, и щёки вместе с кончиками ушей окрасились в ярко-розовый цвет.
– Ох, Матерь Гор… Я же вся мокрая.
– Странно, да? – я усмехнулся и заставил себя отвернуться. Платье жрицы почти ничего не скрывало, но, тем не менее, оставляло простор для фантазии.
– Кажется, терять при тебе сознание становится доброй традицией. И даже как–то не страшно, ты ведь всегда меня подхватишь, – по голосу я понял, что она улыбается. – Я хочу немного поплавать и платье застирать. На нём следы крови и я… не могу появиться в таком виде дома.
– Хорошо.
– Не уходи, Ренн. Я не хочу оставаться одна, – донеслось мне в след.
Я уже вышел на берег, когда послышался шлепок, с которым влажное платье упало на камни, и всплеск.
Она что, разделась?
С ума сошла.
Точно – в голове ветер. Она что, настолько наивна – доверяет мне всецело и безоговорочно? Или всё это лишь притворство, игра?
Привалившись плечом к скале, я смотрел в одну точку и не мог связно мыслить. Слушал птичий гомон. Звонкое пение воды. Плеск.
Волшебный островок спокойствия и красоты, а за спиной – голодное ущелье, реки крови и полные ненависти глаза Кристейна. Всеми силами я гнал от себя мысли о нём, соскребал, как засохшую корку, вырывал с мясом из сердца, запирал на замок подсознание, и постепенно мне стало легче. Будто путы на груди ослабли, и я наконец-то глотнул воздуха.
Обдумаю всё после, а пока здесь, со мной, Рамона… Её имя – как дуновение ветра в горах.
Я стоял к ней боком, но моя порочная натура не могла смириться с тем, что в каких-то нескольких десятках шагов находится обнажённая женщина, а я ничего с этим не делаю. Более того, эта женщина мне нравилась. Нравилась до безумия и ломоты в мышцах. Только постоянное напоминание самому себе о том, что она невинное и молодое создание, которое не видело в жизни ни грязи, ни боли, позволяло сохранять рассудок трезвым.
И всё же на какой-то момент сила воли дала трещину, и я повернулся. Но хватило и мгновения, чтобы разглядеть под жемчужной струёй водопада, играющей пеной и радугой, размытый силуэт обнажённой спины, круглых ягодиц и стройных сильных ног.
Это просто Бездна какая-то…
Подушечки пальцев зудели от желания провести вниз по нереальному изгибу позвоночника, по ямочкам на пояснице. Понять, какова её кожа на ощупь – прохладная и влажная от воды, покрытая россыпью мурашек.
Но я знал, что не сделаю этого, потому что она слишком хороша для меня. И потому что я – выродок, которому лорд приказал уничтожить её народ, а таких, как она – обратить в рабство.
Вот же проклятье!
Я не могу лишить Рамону будущего. Только не её.
– Рамона! – позвал, сдерживая раздражение, и, когда она откликнулась, велел: – Выходи уже. Достаточно.
Жрица возражать не стала. Молча вылезла и натянула мокрое платье на голое тело.
– Можешь смотреть.
Вода текла с неё ручьями, но горная дева невозмутимо положила узкую ладонь на поверхность пузатого серого валуна, нагретого за день жарким солнцем, что-то шепнула, и…
Я глазам не поверил. Вся вода, что пропитала платье и волосы Рамоны, что каплями стекала по шее и лицу, стала подниматься вверх, скользить медленной ленивой волной и втягиваться в камень. Он пил её, как мучимый жаждой путник.
Наши глаза встретились, и Рамона улыбнулась.
– Не боишься снова в обморок свалиться?
– Это почти не требует усилий. Смотри, я полностью высохла! – прихватив пальцами подол, она покрутилась на цыпочках. – Лестриец, у тебя такой взгляд, будто ты хочешь меня зарезать!
И вдруг осеклась, отвела глаза. Нам обоим сразу вспомнились сегодняшние события – яркие и ещё не поблёкшие.
– Прости.
Я, может, и хотел бы на неё разозлиться, но не мог. Не получалось – столько света и тепла в ней было, даже несмотря на то, что ей пришлось увидеть и пережить.
– Скоро начнёт темнеть. Когда ты восстановишься?
– Не раньше утра.
Я кивнул.