Каждый вечер, когда солнечный свет угасал и становился неярким, из-за чего складчатая местность выглядела не такой застывшей, Коп излагал группе обзор находок сегодняшнего дня и говорил о потерянном мире, по которому скитались эти гигантские животные.
«Коп, когда хотел, умел говорить, как оратор, – отмечал Штернберг, – и вечерами мертвые серые скалы становились густыми зелеными джунглями, струящимися ручьями, обширными, полными зелени озерами, ясное небо затягивалось горячими дождевыми тучами, и воистину весь пустынный пейзаж у нас на глазах превращался в древнее болото. Это было непостижимо, когда он вот так говорил. Мы ощущали, как холодок пробегал по спине и руки покрывались мурашками».
Отчасти холодок вызывался устойчивым привкусом ереси. В отличие от Марша Коп не был открытым дарвинистом, но, похоже, верил в эволюцию и, конечно же, в глубокую древность живого мира. Мортон собирался стать священником, как его отец. Он спросил Копа, «как человека науки», насколько стар этот мир.
Коп ответил, что понятия не имеет, – таким мягким тоном, каким говорил, когда что-то скрывал. То была противоположная сторона его взрывного характера – почти ленивая индифферентность, безмятежный, спокойный голос. Подобная кротость овладевала Копом, когда дискуссия переходила на темы, которые могли считаться религиозными. Набожному квакеру (несмотря на его боксерский темперамент) было трудно попирать религиозные чувства других.
– В самом ли деле, – спросил Мортон, – миру шесть тысяч лет, как говорит епископ Ашшер?[44]
Огромное множество серьезных и образованных людей все еще верили в эту дату, несмотря на Дарвина и шум, который поднимали новые ученые, называющие себя «геологами». В конце концов, проблема с утверждениями ученых заключалась в том, что они всегда говорили разное. Нынче – одна идея, на следующий год – какая-нибудь другая. Научные воззрения все время менялись, как мода на женские платья, в то время как дата 4004 год до Рождества Христова привлекала внимание тех, кто стремился к более твердо установленному факту.
– Нет, – ответил Коп, – я не думаю, что мир настолько юн.
– Тогда насколько он стар? – спросил Мортон. – Шесть тысяч лет? Десять тысяч лет?
– Нет, – все так же безмятежно ответил Коп.
– Тогда насколько старше?
– В тысячи тысяч раз старше, – произнес Коп по-прежнему мечтательным голосом.
– Вы наверняка шутите! – воскликнул Мортон. – Четыре миллиарда лет? Это полный абсурд.
– Я не знаю никого, кто жил в то время, – мягко сказал Коп.
– Но как же насчет возраста Солнца? – с самодовольным видом спросил Мортон.
В 1871 году лорд Кельвин, самый выдающийся физик своего времени, изложил серьезные возражения относительно теории Дарвина. В последующие годы на них не ответил ни Дарвин, ни кто-либо другой. Чтобы последствия эволюции проявились на Земле (вне зависимости от того, что еще можно было думать об эволюционной теории), явно требовался значительный период времени – по крайней мере, несколько сотен тысяч лет. Во времена публикации работы Дарвина, по самым смелым оценкам, возраст Земли насчитывал около десяти тысяч лет. Сам Дарвин полагал, что Земле должно быть по меньшей мере триста тысяч лет, чтобы дать достаточно времени для эволюции. Материальные свидетельства новой науки – геологии были запутанными и противоречивыми, но казалось по меньшей мере возможным, что возраст Земли может насчитывать несколько сотен тысяч лет.
Лорд Кельвин подошел к этому вопросу по-другому. Он спросил, сколько горит Солнце. В то время массу Солнца довольно точно установили; в нем явно действовали те же процессы горения, которые обнаружились на Земле, – следовательно, можно было высчитать время, потребное для того, чтобы массу Солнца поглотил огромный огонь. Кельвин нашел ответ: Солнце полностью сгорит через двадцать тысяч лет.
Тот факт, что лорд Кельвин был набожным религиозным человеком и, следовательно, выступал против эволюции, нельзя рассматривать как причину предвзятости его рассуждений. Он исследовал проблему с точки зрения беспристрастной математики и физики. И он пришел к неопровержимому выводу, что для эволюционного процесса просто недостаточно времени.
Добавочным свидетельством было тепло Земли. Благодаря стволам шахт и другим просверленным отверстиям стало известно, что температура Земли увеличивается на один градус на каждую тысячу футов глубины. Это подразумевало, что ядро Земли все еще очень горячее. Но если бы Земля и вправду сформировалась сотни тысяч лет назад, она бы уже давно остыла. Это совершенно ясно вытекало из второго закона термодинамики, и никто не оспаривал этого.
Их таких физических дилемм был лишь один выход, и Коп предложил его вслед за Дарвином.
– Может быть, – сказал он, – мы не все знаем об источниках энергии Солнца и Земли.
– Вы имеете в виду, что может существовать новая форма энергии, еще неизвестная науке? – спросил Мортон. – Физики говорят, что это невозможно, что они уже полностью понимают правила, управляющие мирозданием.
– Может, физики ошибаются, – сказал Коп.
– Определенно кто-то ошибается.