Зубы Дракона

«Всякая плоть — трава, и вся красота ее — как цвет полевой»[71]. Так суровый дед Ланни процитировал библию, когда Ланни стал причиной скандала в Ньюкасле, крутя любовь с молодой актрисой. Плейбой подумал об этом сейчас, сидя и глядя на этого человека, который может быть ровесником его деда Самуэля. Его учтивые манеры были маской, а душа полна страхов. Он так упорно боролся за богатство и власть, а теперь сидел, наблюдая свою немощь и все, что ускользает из его рук. «И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, все — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!»[72]

Скрытность была естественным состоянием оружейного короля. Почти год он распоряжался Тикемсе и его духами, и если бы он сказал кому-нибудь, что происходит, то это не дошло бы до ушей Ланни. Но он больше не мог держаться, потому что его душа была переполнена неопределенностью. Была ли это на самом деле герцогиня, кто посылал ему сообщения? Или это просто воображение, жестокий обман кого-то или чего-то неизвестного? Ланни присутствовал на многих сеансах, и постоянно изучая предмет. Старик должен был знать об этом.

Сам сеанс был довольно обычным явлением. Очевидно, оружейный король и дух его умершей жены установили контакт на твердой бытовой основе. Она пришла сразу, как если бы он позвал её из соседней комнаты. Она говорила немного. Она заверила его, что любит его, в чём он никогда не сомневался. Она заверила его, что была счастлива. Она говорила это много раз, и это была хорошая новость, если это была именно она.

Что касается условий ее существования, то её ответы были расплывчатыми, как всегда отвечают духи. Они объясняют, что для смертных трудно понять их образ бытия. И это возможно было правдой, но также это могло быть отговоркой. Герцогиня подтвердила своё существование, но теперь она, казалось, хотела, чтобы он в этом твёрдо уверился. Что сделало бы ее счастливее и, конечно, он стремился сделать ее счастливой.

Но после этого он мучился сомнениями. А если он мучил ее вместе с собой?

Она поздоровалась с Ланни и говорила с ним. Она сначала пришла к нему с сообщениями для своего мужа, а теперь поблагодарила его за их доставку. Это было точно так, как если бы они были вместе в саду особняка в Париже. Она напомнила ему об этом, и о белоснежных пуделях, подстриженных подо львов. Она проводила его в библиотеку, и он, как вежливый юноша, понял, что у нее не было для него больше времени. Тогда вызвался почитать журнал. Помнит ли он, какой? Она сказала: La Vie Parisienne, и он вспомнил. Он бросил взгляд на Захарова, и увидел, как трясётся его старая белая бородка клинышком. «Скажите ему, что это правильно», — настояла испанская герцогиня с польским акцентом: «Он так беспокоится, pauvre cheri[73]».

Дух говорила о необычайно влажной погоде и о депрессии. Она сказала, что это скоро закончится. Такие затруднения на неё не влияют, но они влияют на тех, кого она любила. Она знала все, что происходило с ними. Она, видимо, знала, что хотела знать. Ланни вежливо попросил ее, не могла ли она привести им некоторые сведения о делах своего древнего рода, о которых ее муж никогда не знал, но он может их проверить, проведя исследования старых документов или вещей, спрятанных в секретном хранилище в замке. Предпочтительно те сведения, о которых она не знала во время своей собственной жизни, так чтобы они не могли быть в подсознании любого из них?

«О, это подсознание!» — засмеялась испанка. — «Это название, употребляя которое, вы делаете себя несчастными. Что такое ум, когда он не в сознании? Вам известно такое?»

«Нет», — ответил Ланни: «потому что тогда он был бы в сознании. Но то, что это такое, что действует как подсознание?»

«Может быть, это Бог», — был ответ. А Ланни спросил себя: не привез ли он с собой некоторый фрагмент подсознания Парсифаля Дингла, и не ввёл ли его в подсознание, которое называло себя Марией дель Пилар Антонии Анхелы Патросино Симона де Мигуро и Беруте, герцогиней де Маркени и Виллафранка де лос Кабальерос?

VIII

Когда сеанс закончился, горничная пригласила мадам в другую комнату выпить чаю. Сэр Бэзиль тоже пил чай и долго беседовал с Ланни. Он хотел знать, какие знания приобрёл молодой человек, и во что он в настоящее время верил. Ланни, наблюдая за стареющим и озабоченным лицом, точно знал, что от него хотят. Захаров не был страстным ученым, любящим правду ради истины. Он был человеком, стоящим на краю могилы и желающим поверить, что когда он покинет эту землю, то воссоединится с женщиной, которая так для него много значила. И кто был Ланни, ученый или друг?