Раз в неделю учреждение устраивало прием. Левые интеллектуалы приходили, пили кофе и съедали огромное количество бутербродов c Leberwurst и Schweizerkase53, обсуждая политику школы и события того времени. Там тогда, действительно, выпускались силы Хаоса и тьмы кромешной[45]. Ланни решил, что каждый берлинский интеллектуал был новой политической партией, а каждые два берлинских интеллектуала представляли политический конфликт. Некоторые из них носили длинные волосы, потому что это выглядело живописнее, и другие, потому что у них не было ножниц. Некоторые приходили, потому что хотели получить аудиторию, и другие, потому что хотели есть. Но, независимо от причин, их нельзя было заставить вести себя тихо, и ничто не могло заставить их согласиться с оппонентом. Ланни всегда думал, что громкие голоса и яростные жесты являются характерной чертой латинских рас, но теперь он решил, что это не было расовой характерной чертой, а чертой экономического детерминизма. Чем ближе страна подходила к кризису, чем больше шума её интеллектуалы производили в салонах!
Ланни совершил ошибку, взяв жену на одно из этих собраний, и оно ей не понравилось. В первую очередь, большинство из спорящих говорили по-немецки, а это не очень приятно звучащий язык, если он не был написан Гейне. Для постороннего это звучало, как кашель, плевки, и урчание в задней части горла. Конечно, были многие, кто был в состоянии говорить на плохом английском, и они были готовы продемонстрировать это жене Ланни. Но они хотели говорить о персоналиях, событиях и доктринах, которые были по большей части ей не интересны. Больше всего в общественной жизни Ирма ценила спокойствие, а ему здесь не было места.
Она всё это высказала своему мужу, который ответил: «Ты должна понимать, что у большинства из этих людей сейчас трудное время, чтобы выжить. Многие из них не получают достаточно, чтобы поесть, и это нарушает их душевное спокойствие».
Он продолжал объяснять, что такое «интеллектуальный пролетариат»: это — масса людей, которые приобрели образование за счёт тяжёлого напряжения ума и тела, но кто сейчас не нашел спроса на то, что они могут предложить миру. Они зарабатывают довольно жалкое пропитание в качестве литературного подёнщика, или преподаванием, или случайными заработками, которые могли получить. Естественно, они были недовольны и сочувствовали обездоленным рабочим.
— Но почему они не могли пойти и получить постоянную работу, Ланни?
— Какую работу, дорогая? Рытье котлованов, клерк или рассыльный в магазине?
— Любую, я думаю, чтобы честно зарабатывать на жизнь.
— Многие из них так и делают, но это не так просто, как кажется.
— Прямо сейчас в Германии четыре миллиона безработных, и работу обычно дают тому, кто имеет подготовку для такого рода работы.
Так Ланни терпеливо объяснял ей все вопросы, как будто ребенку. Беда в том, что он должен был объяснять это много раз, а Ирма неохотно в это верила. Он пытался убедить ее, что теперешняя ситуация пришла в расстройство, в то время как она была воспитана верить, что все было к лучшему в этом лучшем из миров. Если люди не получают работу и или не могут удержать её, то, наверное, что-то неладно с этими людьми. Они действительно не хотят работать. Они хотят критиковать и насмехаться над теми, кто был успешным и много работал, как отец Ирмы. Он оставил ее обеспеченной. Кто мог бы винить ее за эту точку зрения и за обиду на людей, которые бесцеремонно обращаются к ней и расстраивали её своими аргументами?
Она не была жестокой, совсем нет. Если бы нищий подошёл к ней на улице, то слезы брызнули из её глаз, и она отдала бы ему всё содержимое своего кошелька. Но это была милостыня, а она узнала, что друзья Ланни совсем отвергают её. Они хотели «справедливости». Они требовали от неё согласия, что вся социальная система была в корне неправильной, и что большинство из того, чему родители и преподаватели Ирмы и друзья научили ее, было ложным. Они требовали, чтобы мир пошёл вверх дном, и чтобы они, бунтовщики, были поставлены во главе этого. Ирма решила, что она не доверяет ни их возможностям, ни их мотивам. Глядя на них, она объявила о своем решении ее слишком доверчивому мужу: «Они завистливы и хотят того, что мы имеем, и если бы мы отдали им всё, они даже не скажут спасибо!»
«Может быть и так», — ответил муж, который сам не страдал иллюзиями. — «Не следует ожидать, что люди лучше, чем они на самом деле. Некоторые из них истинные идеалисты, как Ганси и Фредди.»
— «Да, но они работают, добьются успеха в любом мире, но те политики, и интеллектуалы, которые хотят стать политиками, но не знают, как». Тут Ланни рассмеялся. Он увидел, что она начала использовать свою собственную голову. «То, что тебе нужно сделать», — предостерег он: «это рассматривать принципы, а не отдельных лиц. Мы хотим систему, которая даст каждому шанс на честный и конструктивный труд, а затем смотреть, чтобы никто не жил без работы».