Но Ланни сделал ошибку, которую он обнаружил позже, вечером. Чопорный аристократ подошел к нему и заговорил снова более теплым тоном. — «Мистер Бэдд, я осознал, что помню вас в Штубендорфе. Кроме того, Мейснер рассказывал о вас».
«Герр Мейснер относился ко мне, как к одному из своих сыновей», — скромно ответил Ланни.
«Ein braver Mensch[39]», — подтвердил Его превосходительство. — «Его сыновья служили верой и правдой». Он продолжил говорить о семье своего управляющего, от способностей и честности которого он зависел, как до него зависел и его отец. Слушая эти формальные речи, Ланни догадался, что произошло. Пожилая валькирия напомнила графу, что этот счастливчик, молодой Taugenichts,[40] женился на сказочно богатой наследнице. А Его превосходительство предполагал что, это какое-то молодое ничтожество, корчащее из себя важную шишку и заявляющее о своей близости с одним из его сотрудников!
И вот великий аристократ проявляет снисхождение, noblesse oblige[41]. Он все знал про мистера Бэдда, о, конечно! — «Курт Мейс-нер сочинил значительную часть своей музыки в вашем доме, я слышал». Он не добавил: «Я слышал, Курт Мейснер был любовником вашей матери в течение многих лет». Он говорил о композициях Курта и показал, что он действительно знал о них. Echt deutsche Musik[42], которую можно безоговорочно хвалить. Молодого франко-американца, который построил студию для работы немецкого музыкального гения, можно сравнить с юнкером, который предоставил меблированный коттедж для гения и его семьи.
А теперь выяснилось, что Ланни служил секретарем-переводчиком в штате американской Комиссии, которая вела переговоры о мире. «Я хотел бы поговорить с вами о тех парижских днях», — отметил генерал. — «Вы могли бы объяснить некоторые моменты, касающиеся американской позиции, которая всегда была для меня загадкой».
«Я буду рад сделать все возможное», — вежливо сказал Ланни. — «Вы должны понимать, что ваш великолепный Schloss49 произвел большое впечатление на маленького мальчика, и ваш отец, и вы сами казались мне очень важными личностями».
Его превосходительство приветливо улыбнулся. У него не было ни малейшего сомнения, что его отец был великой личностью, и что сейчас он таким же является. «Планируете ли вы приехать в Штубендорф на это Рождество?» — спросил он.
«Курт приглашал нас», — был ответ. — «Но я не уверен, что мы сможем».
«Я был бы счастлив, если бы вы и ваша жена посетили Schloss, как мои гости», — сказал граф.
«Большое спасибо», — ответил молодой человек: «Я должен буду попросить Мейснеров не ждать нас».
«Я думаю, что они сделают это», — сухо предположил собеседник.
— «Я дам вам знать немного позже. Я должен посоветоваться с женой». Еще одна особенность американцев: они советуются со своими женами, а не говорят им! Но, конечно, когда жена так богата, как эта — Как её зовут?
Они наблюдали за этой драгоценной женой, танцующей с красивым молодым атташе американского посольства. Она более, чем когда-либо, напоминала молодую Юнону. Умелец кутюрье, должно быть, имел этот образ в виду, потому что сделал ее платье из белого шелковистого шифона с намеком на Древнюю Грецию. Из ювелирных украшений она носила только двойную нитку жемчуга. Ее состояние не нуждалось в большом количестве украшений для рекламы, для этого были газеты. Она танцевала с величественной грацией, нежно улыбаясь и никогда не болтая. Да, молодая богиня, и украшение бального зала любого Schieber.
Когда вечеринка закончилась, Ланни сопроводил ее наверх. Она обещала, что не выпьет более двух стаканов шампанского, и сдержала свое слово, но была немного взволнована присутствием столь многочисленных знаменитых персон, чьи костюмы, поведение и манера говорить были рассчитаны произвести впечатление на дочь когда-то рассыльного с Уолл-стрита. Она и ее муж говорили о присутствовавших, в то время как горничная помогала снять с нее платье. После необходимых пятнадцати минут отдыха, принесли ребенка для кормления. Почти восьмимесячного, такой большой свёрток, полный брыканием, ёрзанием и бульканьем. Девочка никогда не нуждалась в приглашении, быстро устроилась. Во время кормления, Ланни рассказал матери о приглашении в Штубен-дорф. Он много рассказывал о «Замке с рождественской открытки» с его заснеженными крышами, сверкающими в лучах утреннего солнца, и сделал это, кажется, так романтично, что Ирма почувствовала, как это было с ним семнадцать лет назад.
«Мы поедем?» — спросила она.
— Если тебе захочется.
— Я думаю, что это будет чудесно! Затем, после некоторого размышления: «В обществе мы будем глядеться хорошей командой, не так ли, Ланни!»
ГЛАВА СЕДЬМАЯ Порой видал я бури