Зубы Дракона

Робби позвонил старику домой и узнал, что тот был в своем поместье, Шато де Балэнкур в департаменте Сена и Уаза, недалеко от Парижа. Робби направил телеграмму, и получил приглашение на следующий день. Он заказал автомобиль через отель. Они доехали до усадьбы, которая когда-то принадлежала королю Бельгии Леопольду. Теперь в Европе появился новый вид королей, и одним из них был бывший пожарный из Константинополя. Привратник открыл для них ворота, и они покатили по усаженной деревьями аллее, и около дверей были приняты слугой из Восточной Индии в национальном костюме. Все слуги были индусами. Престарелый король хотел тишины и тайны. И один из способов обеспечить это, было иметь в качестве слуг муравьев, которые понимали только несколько простых команд. Одна из замужних дочерей Захарова жила вместе с ним, и больше никто не посещал короля за исключением тех, кого король приглашал.

Посетители были сопровождены в гостиную, обставленную в расточительном французском стиле. На стенах были картины, в своё время Ланни приглашали посмотреть их, так что теперь он воспользовался случаем. Через непродолжительное время появился хозяин. Его согнутые плечи, казалось, согнулись ещё больше, чем когда Ланни наблюдал его в нательной рубахе, когда тот жег свои частные бумаги в гостиной своего парижского дома и устроил пожар в трубе. Теперь он носил вышитую темно-бордовую домашнюю куртку, и его седые усы и бородка были аккуратно подстрижены. Он стал почти полностью лысым.

«Ну, итак, мой мальчик?» — спросил он Ланни.

Тридцатилетний Ланни чувствовал себя вполне взрослым, но понял, что не сможет произвести впечатление взрослого на того, кто был на девятом десятке. «Я посмотрел ваши картины», — сказал он. — «У вас прекрасный Энгр».

— Да, но я смотрю на него много лет.

— Картины должны быть, как старые друзья, сэр Бэзиль.

— Большинство моих старых друзей ушли, и младшие заняты своими делами. Они-то мне и рассказали, как вы устроили свою судьбу.

Это был намек на Ирму, и не совсем деликатный. Но Ланни знал, что этот старик был помешан на деньгах. Герцогиня, его подруга, пыталась тактично вылечить его от этого дефекта, но без успеха. Ланни не удивился, когда Захаров добавил: «Ведь Вы больше не будете иметь дело с картинами, Ну?»

Ланни улыбнулся и ответил: «Я получаю много удовольствия от этого».

На выходе Робби отметил это замечание старика, сказав, что если Захаров знал, что за спиной Ланни состояние Барнсов, то можно ожидать более высоких цен за акции Новой Англо-аравийской нефтяной компании!

Они уселись, был подан чай, Робби принесли виски с содовой. В ходе встречи собеседники обсудили состояние дел в Европе и Америке, и Ланни внимательно их слушал, как он всегда делал. Тот, кто находил удовольствие в покупке и продаже картин старых мастеров, мог бы поучиться приёмам, которые здесь применялись. Командор английского ордена Бани и кавалер французского ордена Почетного легиона был вежлив и учтив, с легким порицанием, как если бы он говорил: «Я очень старый человек, и было бы не справедливо, если вы этим воспользуетесь». Его мягкий голос ласкал вас, его улыбка искала вашего расположения, но в то же время его голубые глаза смотрели с опаской.

Его называли «Загадкой Европы», и, несомненно, во всех его делах в области политики и финансов было много загадок. Но Ланни больше не видел каких-либо тайн в нём, как личности. Старый плутократ выбился наверх методами, которые сейчас не хотел вспоминать. Он интриговал и угрожал, подкупал и обманывал, давал обещания и нарушал их. Тайными интригами и нахальными методами он захватил в собственность те великие учреждения, в которых нуждались различные страны Европы, чтобы вести свои войны. Но в то же время он оставался в душе греческим крестьянином, жившим среди жестоких угнетателей турок. Он боялся тысячи вещей: своих собственных воспоминаний, людей, которым помешал и разорил, ябедников, шантажистов, убийц, красных и прежде всего, тех, кому он помог создать Европу. Человек, который хотел продавать вооружения, который хотел, чтобы все народы мира тратили свои доходы на вооружения. Но который не хотел, чтобы вооружения были пущены в ход, по крайней мере, там, где он мог бы их услышать! Необъяснимо стрельба продолжалась, Европа, казалось, катилась от плохого к худшему, и разговор Захарова показал, что он не доверял никому во власти и не имел никаких надежд.

Озлобленный, грустный старик, он чувствовал, что его силы уходят, и прятался от опасностей. Он скоро уйдет. Беспокоило ли его, куда он уйдёт? Или что станет с его имуществом? Он оплакивал свою любимую испанскую герцогиню, носившую много имен. Видел ли он возможность воссоединения с ней? У Ланни было, что сказать ему по этому вопросу, но он должен был ждать, пока два коммерсанта завершат поединок умов.

IV