Зрелища

— Ты учишься водить машину? — спросила Лариса Петровна, доставая из кучи книгу потолще других.

— Ну, учусь.

— А как же спорт? Совсем заброшен?

— А-а-а, ты снова за свое! — в отчаянии воскликнула Тася.

— Знаете, Сережа, у нее прекрасные способности к спорту, но она теперь ни в какую. Причина самая нелепая — жалеет побежденных. То есть просто не выносит их жалкого вида.

— Ой, ну перестань. Ну я же знаю, на что ты намекаешь. Что за охота без конца вспоминать, неужели интересно.

— Еще как интересно. Нет, Сережа, вы видели когда-нибудь смешанные соревнования, то есть мужчин против женщин или наоборот? Конечно, это редко увидишь, их не устраивают, чтобы не разжигать страсти, но иногда получается непредвиденно. И тогда — о, разве это можно сравнить с выступлениями за честь города или даже страны. Что им делить, в конце-то концов, этим странам и городам. Но тут противоречие посерьезней, Представьте себе чувства зрителей — тут уж не может быть равнодушных.

— Ага, значит, были и зрители? — сказал Сережа.

— Ну, конечно, полный берег реки. Ведь речь идет о соревнованиях на байдарках.

— О, как ты зла, — прошептала Тася.

— Не мешай. Представьте, он и она, оба из одного института…

— Неужели ты будешь рассказывать?

— …причем она в него не то что влюблена…

— Сейчас я тебя стукну!

— …а так, преклоняется…

— Боже мой, какая ложь.

— …и издали распростерта перед ним до нелепости.

— Ну все — довольно!

— Нет, постой, дай мне досказать. Оо-ой, так же нечестно… бессовестно!..

Но Тася, не слушая, подхватила ее, отнесла к другой стене и осторожно швырнула в глубокое кресло. Потом задвинула столом, принесла откуда-то тарелку яблок и сказала:

— Вот, теперь ты посиди и успокойся. Считай, что это карцер.

— Господи, как похожи друг на друга все тираны, — пробормотала Лариса Петровна. — Никакого разнообразия в приемах.

— Ты приходишь раз в год, и то специально, чтобы посмеяться, — сказала Тася.

Она взяла еще одну тарелку и стала прижимать ее поочередно к пылающим щекам.

Сережа потом потрогал — тарелка была горячая. Его поражало откровенное поклонение и любовность, с которой эта могучая женщина, созданная для доспехов и битв средневековья, смотрела на крохотную рядом с ней Ларису Петровну. Между ними теперь начался непонятный разговор, составленный из давних воспоминаний и намеков, так что он, не улавливая настоящего смысла слов, мог только наблюдать их, как в немом кино. Получалось что-то похожее на сцену допроса, где одна все уже знает и от нечего делать развлекает себя притворным удивлением, а другая все хочет что-то рассказать, объяснить подробно свои порывы и искания — кроме автомобилизма, верховой езды и фотографии ее очень тянуло к музыке (то ли сочинять, то ли исполнять самой, то ли просто слушать), к коллекционированию (ну, ты знаешь) и к журналистике (интервью, одни только интервью!). Ах, в жизни было столько увлекательного! Желания, казалось, распирали Тасю, как пассажиры автобус, и выпрыгивали одно за другим. Причем, что бы она ни рассказывала, в тех местах, где речь заходила непосредственно о ней самой, у нее недоставало сил сдержать счастливую улыбку — будь то даже рассказ о сломанном зубе, о проваленном экзамене или еще о какой неудаче, Хотя и настоящего самодовольства в этом тоже не было, скорее, некая неуправляемость лица и наивное ликование жизни.

Когда стали прибывать другие гости, Лариса Петровна вылезла из-за стола и повела Сережу смотреть квартиру.

Уходя, она еще придержала Тасю за руку и негромко сказала ей;

— Значит, ты помнишь? Я тебя предупредила, и если ты сегодня опять раскиснешь…

— А-а, перестань. Вот еще, новая глупость.

— Ну, смотри. Мое дело предупредить.

В большой квартире по случаю торжества все двери были распахнуты, за исключением спальни родителей — эта была заперта, может, даже изнутри. Высокие стены, густо завешенные картинами, фотографиями, фруктами из папье-маше, картами мира и области, напоминали стенды какой-то диковинной выставки. Накрытого стола с обычными салатами и бутылками они также нигде не увидели в этой склонной к оригинальности квартире и вернулись назад несколько разочарованные. Вернее, разочарован был один голодный Сережа, Лариса Петровна же казалась задумчивой и поджидающей от этого вечера какой-то интересной нервотрепки впереди.