Зовущая (ЛП)

Мы увидели, что большой дуб пропал, раньше, чем мы забрались на вершину холма. Мы с Сильвой знали это, услышав звук. Но понимание отличалось от зрелища поверженного гиганта, молния пронзила его сердце, и даже такой древний страж оказался уязвим. Мертв. Упал. И…

Сильва судорожно вдохнула. Я ощутила, как сжалось сердце. Что-то еще здесь изменилось. Я не чувствовала магии, не было покалывания на коже, ощущения чуда.

Ушли. Все ушли.

- Юноша, - прошептал Шепот. – Здесь мы будем ждать. Не задерживайся, Нерин, в темноте идти будет сложно.

Я посмотрела на Сильву, а она – на меня, похожая на призрака. И мы вместе бросились по склону. Хижина-улей была на пути упавшего дуба. От такого удара камни не выдержали. Я видела, что хижина разломана, но надеялась, что это не так. Белая леди была Стражницей. Она была будто богиня. Как она могла…? Но Ульи казались пустыми, как гробница. Я призвала кроху к его смерти.

Сильва шептала молитву:

- Леди, защити и огради нас. Леди, озари своим светом нас. Леди, спой о надежде…

Мы стояли у места, где был вход, где Сильва оставляла подношения, куда я залезала каждый день, чтобы услышать голос Белой леди и ее мудрость. Перед нами лежала куча камней. Входа не было. Песня Сильвы стала плачем, она опустила фонарь и закрыла руками лицо.

Будь сильной, Нерин. Я заставила себя подойти к сломанной хижине. Тут и там стояли куски стены. Между ними куски обвалились, открыв хижину. Признаков жизни не было.

- Она ушла, - прошептала Сильва. – Я не чувствую ее. Все кончено.

- Не говори так, - я вытащила из-под плаща барабанчик. – Подними фонарь выше, Сильва. Да, вот так… к той бреши в камнях.

- Но…

- Тише.

Теперь я хорошо слышала. Если Леди где-то есть, я услышу. Даже если ветер шумит травой, даже если рядом Сильва, даже если передо мной развалины, смеющиеся над моей надеждой.

Сильва не видела мою работу, она не заходила в хижину со мной, не слышала Леди. Но она была мудрой или скоро стала бы, и она замерла и притихла, пока я слушала. Сумерки сгущались. Фонарь держал нас в круге света. Сверху в тишине ждали Эан и Шепот.

Ничего. Кожа барабана даже не дрогнула, не было движения среди развалин. Я могла стоять так всю ночь, не давая спутникам отдохнуть, а все потому, что я не могла принять правду. Правда… Песня правды… Я никогда не звала Стража, на это должен был быть крайний случай. Но я буду звать не саму Леди, а тех крох, что могли пережить бурю.

И если смерть Стража не была крайним случаем, но я не знала, что тогда им было.

- Сильва, - прошептала я, барабан задрожал в моих руках, - нам нужно спеть. Ты знаешь запрещенную песню? Песню правды? – она кивнула с большими глазами. – Споешь со мной?

Наши голоса поднялись вместе в воздух сквозь капли дождя и тьму, над камнями и бузиной без листьев. Я пела не так хорошо, как это было, когда я песней вызывала крох из Ульев, но я старалась. Когда мы дошли до третьего куплета, к нам присоединились низкие голоса, Шепот и Эан тоже пели.

- Закроет Леди вдруг огнем,

Лорд Севера сердца зажжет,

И Острова покой хранят,

И сплю спокойно я в Тенях.

Я вскинула руку, и все замолчали. Барабан замер, все было тихо. Я думала о крохах, хрупких, как бабочки, красивых, как весенние цветы, ярких, как лучи солнца. Я помнила их игру, высокие голоса, их смех, то, как они собирались на моих плечах, когда думали, что меня нужно поддержать. Я представляла, как они собирались в нишах в камнях, как танцевали гирляндами светлячков над головами мудрейших, пока они исполняли ритуал. Я помнила мудрый голос Белой леди.

Этот зов не должен быть громким призывом к войне. Этот зов легкий, как пушинка на ветру, как тени от лунного света.

- Если вы здесь, выходите, крохи, - шептала я в барабан. – Уже безопасно. Ваша жрица здесь, она верна вам. И с ней трое друзей Белой леди. Ваш дом разрушен, дерево упало. Но мы найдем вам новый дом, место, где можно продолжить ритуал, и отведем вас туда. Обещаю, - я вдохнула как можно тише и запела:

- Я небо, но я и гора.

Я – песня, что не умерла,

Я травы, но я и моря…

Молчание было невыносимым. Может, я глупая. Давно бабушка говорила мне, что добрый народец терпеть не мог слышать незаконченное стихотворение или песню. И если человек замолкал посреди песни, тонкий голосок мог допеть за него. Может, бабушка придумала это, чтобы развлечь меня. А потеря ее, древней и ставшей частью основы Олбана, силы и надежды, что помогала нам сражаться за правду, могла отразиться на всем. Я прижала ладонь к барабану, зная, что ничего не будет, зная, что нужно проверить перед тем, как мы развернемся и уйдем.

Под ладонью кожа подрагивала. Движения были едва уловимыми, слабые признаки жизни, как слабый пульс маленького лесного существа, которое было при смерти. Я склонила голову, но не слышала голос.

- Покажи мне, где ты, - прошептала я. – Можешь светиться?

Кожа застыла. Не умирай. Только не умирай.