Зовите меня Клах (3.5)

- Бабушка почти тридцать лет пела в опере, потом преподавала.

- Пение?

- Вокал! Бель канто! - возмущенно поправила Лана.

- Но мне надо...

- Я помню, что тебе надо! Тебе нужны основы исполнительства и умения читать ноты, уж не знаю, для чего, - не дождавшись объяснений, продолжила, - Бабушка прекрасный педагог, лучше и быстрее нее основы тебе не преподаст никто!

- Другой вопрос: ей это зачем?

Лана отвернулась.

- Лан, ты чего?

- Полгода назад бабушка со скандалом ушла из консерватории. Уже не в первый раз. Мы думали, успокоится и вернется. А она почему-то решила, что больше никому не нужна и ни на что не годна.

И тут я такой: научите меня играть "Собачий вальс"?

- И почему ты думаешь, что она меня не пошлет на до-ре-ми-до-ре-до с моей просьбой?

- Потому что это будет МОЯ просьба. В счет долга и обещания... Мне кажется, знакомство с тобой...

- Заставит ее психовать, а, как известно, псих психом вышибают?

- ...встряхнет ее, пробудит...

- Ее кровожадные инстинкты?

- Да ну тебя, Клах!

Лана обиделась. Пришлось вымаливать прощение.

Избыточно корпулентная, как почти все сопрано, и самодержавно-властная на вид, пани Серафина Зимовская напомнила мне знаменитую Монсеррат Кабалье. Если можно представить оперную диву, не выпускающую изо рта пахитоску.

- Уж простите старухе, юный человек, эту маленькую вредную слабость, - сказала мне пани Серафина при знакомстве и прикрикнула на внучку, - Ты мне уже все, что хотела, высказала. И не раз. Довольно! - и снова ко мне, - Давайте проверим ваше чувство ритма. Я сейчас постучу по крышке рояля, а вы попробуйте повторить...

О, только не это!

Как мне показалось, пани Серафина согласилась на просьбу внучки обучать меня просто из вредности. Иначе, зачем ей было требовать, чтобы Лана присутствовала на каждом нашем занятии? А приведенные резоны не показались мне убедительными.

- Это же твой друг, неужели тебе неинтересно, как он справляется, какие у него успехи? В общем, не спорь! Жду вас в следующее воскресенье.

Угу, вот только справлялся я хреново. Настолько хреново, что пани Серафину даже захватил азарт: неужели у неё... У НЕЁ! и не получится?! Разумеется, ОНА победила. Я научился различать ноты на слух и на глаз, уметь слышать отдельно каждый инструмент в симфоническом оркестре и позже, наизусть, расписать его партитуру. В этом мне, конечно, помогали и медитативные техники по укреплению памяти, которые я не забросил, ведь они и в универе работали.

Впереди у меня оставалось четыре или пять занятий.

- И на этом, я буду считать, что твою просьбу, Лана, я выполнила в полном объеме, - сказала тогдапани Серафина внучке, в очередной раз закуривая. - Кирил, давайте сюда домашнее задание.

Тщательно пряча коварную ухмылку, я протянул листы не с партией гобоя из оперы "Вид Рима с гор", а "Прощание с Родиной" Михаила Огинского, музыку, больше известную, как "полонез Огинского". (Ага. Композитор - П.И.Чайковский.) И знаменитый траурный марш Фредерика Шопена из третьей части второй сонаты. Тот самый, который: "Ту сто четыре самый лучший самолет..."

Почему-то в этом мире не было ни Огинского, ни Шопена, и мне показалось забавным исправить это упущение. Знал бы я заранее, к чему это приведет!

Пани Серафина принялась просматривать ноты с обычной величественной небрежностью, но буквально сразу выражение ее лица начало меняться. Вот она на мгновение оторвалась от партитуры и взглянула на меня удивленно и (впервые на моей памяти) растерянно, хотела что-то спросить, но вернулась к чтению полонеза. Отложила его, раскрыла Шопена. Я заметил, что листы подрагивают в ее пальцах. Пани Серафина попыталась встать, но замерла на середине движения и осторожно опустилась обратно в кресло.

- Лана, - негромко позвала она внучку.

- Что? - не особенно пряча недовольство, отозвалась сидящая на диванчике у стены Мрузецкая.

- Сыграй это, - пани Серафина протянула ей Шопена с Огинским.

С демонстративным вздохом Лана убрала смартфон, подошла.

И только когда Лана, наконец, устроилась за роялем, раскрыла на пюпитре ноты, и наскоро просмотрела первые такты, маска утомленной скуки исчезла с ее лица.

- Это что?! - ошеломленно спросила она бабушку, резко обернувшись.

- Ноты. Музыка. Играй.

- Но откуда?

- Кирил принес. Потом вопросы задавать будешь. Играй! - пани Серафина прикрыла глаза.

Начав немного неуверенно, все-таки с листа исполнять непросто, Лана словно разгоралась. Как сложенный "шалашиком" костер: сначала робкие, синеватые огоньки на щепочках, потом...

- Другую, - потребовала пани Серафина, едва закончился полонез.

Когда последние звуки траурного марша, уже покинув этот мир, еще звучали где-то вне времени и пространства, пани Серафина со словами:

- Лана, освободи место, я сама, - резко поднялась.

И тут же с болезненным стоном осела.

- Бабушка! Что с тобой? Сердце? - кинулась к ней Лана, вглядываясь в посеревшее лицо.

- Там... в шкатулке...

- Зачем ты сняла лечебник?! - возмущалась Лана, прикрепляя большую, красивую и сложную брошь-артефакт на левую сторону груди пани Серафины.