Зовите меня Фомич

Покопавшись в холодильнике, старик вынул из него: хлеб, колбасу и ажурную вазочку с печеньем. Пока он ставил угощение на стол, Тил попробовал ему возразить:

– Не согласен. Природа настолько удивительна, что мы до конца не знаем ее законов. Меня давно интересуют подобные вещи. Два года назад я летал в Индию и жил среди тех, кто, желая стать ближе к природе, познавали свое тело и очищали разум с помощью медитаций. Это были удивительные два месяца в моей жизни. Я восхищаюсь такими людьми и с удовольствием пообщался бы с вашим знакомым.

– Вот помрешь и пообщаешься, – Фомич чиркнул спичкой и зажег конфорку плиты.

– Что значит «помрешь»? – испуганно спросил Тил. – Ваш знакомый умер?

– Недели две назад помер, – ответил Фомич, наполняя чайник водой.

– Получается, что я не сплю? – побледнев, спросил молодой человек.

– Не спишь, – подтвердил Фомич, ставя чайник на огонь.

– Я умер? – почти шепотом спросил Тил.

– Пока нет. Скорее всего, лежишь в коме.

Сказав это, старик вынул из ящичка стола нож и начал нарезать колбасу.

– Как же я здесь оказался? – растерянно спросил Тил.

– Видишь, вон то здание, перед домом? – Фомич ткнул ножом в сторону оконного проема.

Молодой человек кивнул головой.

– Это больница, – просветил Фомич. – Ко мне оттуда частенько коматозников заносит.

Тил поднялся и хотел было подойти к проему, но старик его одернул:

– К окну не приближайся! Не дай бог, если тебя кто-нибудь увидит.

Старик сгреб нарезанную колбасу и положил ее на тарелку.

– Как же меня можно увидеть, если я лежу в коме? – Тил вопросительно посмотрел на Фомича.

– Душу видно в дождливую погоду. Она в воде, как в зеркале отражается. А сегодня с самого утра льет, как из ведра.

– И что в этом плохого? Подумаешь, силуэт в окне торчит. Мало ли, кто из окон смотрит. – Тил опустился на стул.

– Этот дом давно на снос. Увидят кого в окне, решат, что бездомные поселились. С проверкой придут. А так, вроде, про дом забыли.

– Но свет-то горит. Так или иначе подумают, что здесь кто-то обитает.

– Это не тот свет, что живым виден. Не веришь? Проверь! Дом-то давно обесточен.

– Значит, я – привидение? – произнес Тил, и на его глаза навернулись слезы.

Фомич вытер руки о подол рубахи:

– Ну, до привидения тебе еще далеко, хотя телесно ты отсутствуешь.

Увидав, что молодой человек вот-вот расплачется, старик подошел к нему и, похлопав по спине, добавил:

– Не стоит так расстраиваться. Скоро Захарыч придет, так мы у него все и разузнаем. Он при больнице домовым служит.

Тил с надеждой посмотрел на своего нового знакомого:

– Вы тоже при больнице служите?

– Нет, что ты! – замахал руками Фомич. – Я домовой местный.

– Как это? – не понял его молодой человек.

Старик подошел к холодильнику и достал из него пачку заварки.

– Я в этом доме лет двести живу, – сказал он. – Когда-то здесь барыня одна проживала. Я как раз при ней и родился. Затем ее потомки тут хозяйничали, а после революции из дома коммунальное жилье сделали, – усевшись на табурет, Фомич продолжил: – Жизнь сразу закипела! Нас – домовых – штук сорок собралось. Хорошая была жизнь. Веселая. То соседи по пьяни подерутся, то одна хозяйка другой в компот соли добавит. За детишками приглядывали, когда их родители на работу уходили, влюбленных гоняли. А потом народ расселили, и все разъехались – кто куда.

– А вы, почему здесь остались?

– Моя хозяйка умерла еще до переезда. Славная была старушка – правнучка той барыни. Всегда нарядная ходила, ухоженная. Местные тетки ее ненавидели. А она на них внимания не обращала. Подбородок вверх поднимет и идет. Пять языков знала. Литературу переводила. Меня кормила.

– Это как? – удивился Тил.

– Поставит на комод тарелочку, на нее угощеньице положит. Печенье, конфетки… Иногда в стопочку молочка нальет…

– А разве без этого вы не можете кушать? – удивился Тил.

– Конечно могу! Дело-то не в еде, а в признании, да в уважении. Это она меня Фомичом нарекла. Поставит тарелочку, поклонится и говорит: «Приди, Фомич, прими мое угощение, за работу свою…». Эх, позабыл уже слова. Я для нее старался очень. Вижу, кончается крупа, так я натащу ей крупинок и снова мешочек полный. И деньги целы. Мужа и детей ей боженька не дал. Племянники у нее жили, она их у себя прописала. А когда им отдельные хоромы дали, они уехали, а меня с собой не позвали.

– А вам специальное приглашение требуется?

– Вот сразу видно, не наш ты человек. Да, меня позвать надо! Ставишь корзинку посреди комнаты и зовешь. Можно сумочку. Потом из комнаты уходишь. Минут на пять-десять…

– Зачем?

– Чтобы дать мне время все свое хозяйство в корзинку уместить…

Тил расхохотался.

Фомич обиженно посмотрел на него:

– Ничего-то нынешняя молодежь не знает.

Молодой человек перестал смеяться:

– Так найдите себе нового хозяина, – предложил он.

– Не могу я дом оставить. Если уйду, он окончательно разрушится. А я его в опрятности держу: тут подлатаю, там починю. К тому же меня другие домовые навещают.

– Но ведь наступит день и этот дом рухнет, либо его все-таки снесут…