Зовите его Моисеем

– Вы сомневаетесь в том, что я могу реализовать остальные казни? – спросил Хэвиланд Таф. Его огромные руки скользнули по переключателям на пульте, в помещении внезапно потемнело и одновременно растаяли стены и потолок. Возникло своеобразное ощущение, будто они свободно парят снаружи, в открытом космосе, и смотрят оттуда на Милосердие. – Присмотритесь хорошенько, – сказал Таф. – Это вымышленная ситуация, созданная компьютером. Я твердо убежден, что вы найдете это весьма поучительным. – Хэвиланд Таф передвинул несколько рычажков, и голографическое изображение, создававшее у присутствующих эффект непосредственного участия во всем происходящем, изменило перспективу. Они опускались вниз, пока не пронизали облака и поле зрения не очистилось совсем, и повисли на большой высоте над поверхностью планеты. Они скользнули над находящимися прямо под ними поселениями Альтруистов в одно из них. Они прогуливались среди людей с унылыми лицами, которые раздраженно свозили разлагающиеся останки погибших лягушек, которых было более чем достаточно, к ямам с горевшими в них кострами. Они заглядывали в примитивные хижины, откуда на них лихорадочно блестевшими глазами смотрели ослабевшие больные. – Это произойдет сразу же после второй казни, – объяснил Хэвиланд Таф, – и так это может происходить на Милосердии в настоящее время. – Его руки снова начали манипулировать какими-то рычажками и кнопками. – А теперь перейдем ко вшам, – сказал он.

И они на самом деле появились. Невообразимое множество, везде и повсюду. Они появились разом, словно поднявшаяся пыль. Они падали на людей с печальными лицами, которые стояли и лежали, непрерывно расчесывая все тело и совершая сумасшедшие телодвижения. Джайм Крин злорадно фыркнул, но внезапно осекся, поняв, что произойдет дальше. Вши, казалось, были чем-то большим, чем просто вшами. Люди покрылись ярко-красной сыпью, и время от времени один из таких больных начинал вертеться, мучимый невыносимым зудом, лихорадочно катался по постели и непрерывно чесался – чесался до крови, чесался беспрестанно, пока на теле не появлялись глубокие язвы, чесался, крича от боли, пока на руках не слезали ногти.

– Мухи, – сказал Хэвиланд Таф. Мухи всевозможных видов гигантскими облаками кружились над поселениями, внизу толстобрюхие жалящие мухи Старой Земли со всеми переносимыми ими болезнями, тяжелые мухи с Ночного Кошмара, откладывающие свои яйца в живое тело… Все они собрались в гигантское облако, повисшее над поселением, покрыв собой все, словно это была особо вкусная куча навоза, и оставлявшие людей в ужасном состоянии – распухших, темно-красных, почти неузнаваемых.

– Теперь мор животных, – прогремел бас Хэвиланда Тафа. В то же мгновение они оказались над стадами крупного рогатого скота и отарами овец на пастбищах и увидели, как животные падали, погибая тысячами. Они заглянули в подвалы Города Надежды, где умирали откармливаемые животные; там они разлагались и гнили. Мор не могло остановить даже сожжение трупов. В течение короткого времени все животные были мертвы. Лица людей прорезали морщины горечи. Как сказал Хэвиланд Таф, причиной мора были сибирская язва, болезнь Риерзона, рожа и другие болезни.

– Следующая казнь – бубонная чума, – продолжал Таф. Снова разразилась эпидемия, на этот раз среди людей. Покрытые потом и истерически крича, они метались по поселениям; лица, грудь и конечности их были покрыты буграми, которые распухали и лопались, разбрызгивая гной и кровь на здоровые участки кожи, и едва исчезали старые язвы, как появлялись новые бугры. Мужчины и женщины, дети и старики слепо бродили по дорогам, покрытые язвами оспы, тела их были покрыты струпьями старых и гнойниками новых язв. Они опускались между горами мертвых мух, вшей и мертвых животных, ложились, умирали и разлагались, и не было никого, кто похоронил бы их трупы.

– Град, – сказал Хэвиланд Таф, и вниз обрушился град – огромный, барабанящий, все сокрушающий град с градинами величиной с кулак. Он низвергался вниз три дня и три ночи без перерыва. Крыши хижин не выдерживали, огонь в очагах погас, смешавшись с градом. Кто выходил наружу, погибал, забитый до смерти. Но и тех, кто находился в хижинах, град не пощадил тоже. Когда он, наконец, прекратился, едва ли кто остался невредим.

– Саранча, – сказал Хэвиланд Таф. Ею были полны и земля, и небо. Гигантские тучи саранчи, даже хуже, чем облака мух, ползали везде, по живому и мертвому, и в своей прожорливости доедали жалкие остатки продуктов, пока не осталось абсолютно ничего.