Зови меня ястребом

— Значит, согласен поработать на нас? — подал голос Сергеев.

— Попробую.

— Хорошо. Тогда парочка последних вопросов. Оружие есть?

— Откуда? И на кой оно мне на сцене?

— Устройства мобильной связи?

— Не держу — звонить некому.

— Неужели нет приятелей, родственников или тех, с кем иногда хочется поговорить, поделиться радостными новостями? — словно не поверив, подозрительно настаивал бывший полковник.

— Нет у меня ни приятелей, ни родственников, ни радостных новостей. Да и в современной технике: в компьютерах, в мобилах — я полный баран. Обеими ногами, как говорится, мимо тазика. Плеер вот махонький есть, — достал Яровой похожую на зажигалку блестящую штуковину с висящими на тонких проводах наушниками, — с записями гитары и классической музыки. Хотите послушать?

— В другой раз, — удовлетворился ответами Вадим.

Остался доволен итогом переговоров и Суходольский. Подавшись вперед, он снова тронул водителя за плечо:

— В Самару. И побыстрее…

* * *

И отлегло, полегчало на душе от махом разрубленного узла. Яровой распрямил затекшую спину, опустил стекло и набрал полную грудь воздуха; прищурившись, оглядел повеселевшими глазами залитую солнцем степь волжского левобережья.

И разошелся потихоньку в салоне разговор. Молчал лишь следивший за дорогой водитель, присланный кем-то из надежных друзей Сергеева. Суходольский же, немного отдохнув от бессонной ночи, беспечно болтал с начальником службы безопасности и его новым сотрудником…

Он умел великолепно говорить, мастерски окрашивая фразы нужной интонацией, незаметно для собеседника повышая или понижая громкость, искусно сопровождая слова разнообразной жестикуляцией. Взгляд в разговоре принимал самое живое участие: становился жестким, осуждающим или теплым, притягивающим и даже отчасти обезоруживающим.

— Знавал я одну дурочку с Рублевки. Вроде, светская львица, а приглядишься-прислушаешься — глупая козлица, — посмеиваясь, вспоминал Марк Антонович недавнее житие в столице. — Величала себя исключительно баронессой Конте. Что поделаешь!.. тяжелое сиротское детство, помойки, недоедание, раннее половое созревание. Там почти все такие. Настоящих-то дворян с аристократами шрапнелью с «Авроры» посекло.

— Так уж и дурочка ваша Конте? Пробилась же — на Рублевке обитает, а не в спальном районе, — вяло возражал Вадим.

— Богатство, братец — не синоним ума. Богатство — это жадность и лицемерие-ибн-хитрость, круто замешанные на жестокости. Поэтому Рублевка — не Академгородок, а кунсткамера.

— Что ж там, одни уроды проживают?

— Нет, отчего же. Еще известные пидарасы, престарелые эстрадные клоунессы и прочая звездятина.

— Не любите вы столичный бомонд, не любите!.. — беззвучно смеялся Яровой.

— А я вообще не люблю Москву, — признался Суходольский. — И не я один. Вон остановите любого из народа и поинтересуйтесь. И пошлет он вас вместе с родимой столицей дальше чем «Булава» летает. Думаешь, живущие в глубинке люди радуются новым станциям метро в Митино? Или рукоплещут закладке очередного небоскреба в Москва-сити? Или писаются от счастья, слушая тупые шутки мэра-миллиардера? Да черта-с-два!! Скрипят зубами и матерятся! Потому что в их заштатных городишках еле ползают допотопные трамваи и разваливаются убогие домишки! Потому что до сих пор нет нормального асфальта, и свет гаснет как по расписанию — каждые шесть часов! И потому что сами они выживают, а не живут!..

— А вы относите себя к простому народу?

— Я замкадыш — такой же второсортный россиянин, как и сто тридцать миллионов других немосквичей. И ей богу порадовался бы вместе с ними — провались бы куда поглубже этот ненавистный для Руси третий Рим.

— Это точно, — согласился Сергеев. — На корню скупили все регионы; ни бизнесу, ни сельскому хозяйству продохнуть не дают! Правду говорят: Россия — паразит на теле Москвы.

— Вот-вот. И беда в том, что многие чинуши с бонзами в это всерьез верят…

— Новокуйбышевск, — доложил водитель. — Вам в Самаре куда нужно?

— Район ипподрома знаешь?

— Нет.

— Должен знать: кольцевая развязка, в центре на постаменте торчит самолет.

— А, штурмовик Ил-2 знаю! — обрадовался шофер. — Далековато пилить — через весь город. Но сейчас время раннее, пробок быть не должно…

Часть вторая На север от «Матрицы»

Пролог Польша. Данциг 31 марта 1945 год

— Да-а, заинтриговали, вы меня, господин генерал. Заинтриговали, — выпускал табачный дым к открытой настежь форточке полковник.

Генерал-майор курил, прислонившись плечом к стене. Пряча нижнюю половину лица за поднятым воротником, он смотрел в непроглядную черноту за мокрым оконным стеклом и о чем-то отрешенно раздумывал. Выслушав его рассказ, начальник разведки армии задал с десяток вопросов, выудил из полевой сумки тетрадь и с четверть часа записывал, пока собеседник редкими глотками допивал остывший чай.

Закончив писать, полковник встрепенулся:

— Василий Авраамович, расскажите о себе. Поподробнее…

— О себе? О семье рассказал. Чего ж вам еще?..

— Ну… где учились, воевали.

Помолчав, Дьяконов негромко начал: