Зов ворона

Но когда Мунго нашел Стерлинга в его каюте и объяснил ситуацию, Стерлинг отверг ее так же резко, как и Ланахан.

- Типпу останется здесь.’

‘Он спас мне жизнь, когда я был на мачте, - напомнил ему Мунго. - ‘Я хотел бы погасить долг.’

‘Это невозможно.’

- Но почему?’

Стерлинг повернулся к нему. - Потому что губернатор не допускает рабов на свои пиры.’

Мунго вытаращил глаза. На этот раз он не мог подобрать слов.

‘Я этого не знал.’

- Потому что это не твое собачье дело, - ответил Стерлинг. - Во всяком случае, на борту корабля это не имеет значения. Когда собака такая ручная, поводок не нужен.’

- Да, сэр.- Мунго видел, что Стерлинг больше не хочет это обсуждать, но один вопрос все еще интересовал его. - ‘Как же вы его приобрели?’

‘Я выиграл его в карты, - сказал Стерлинг. ‘В Занзибаре. А теперь, если вам больше нечем заняться, может быть, вы вернетесь к своим обязанностям?’

На следующий вечер катер "Черного Ястреба" доставил офицеров на берег для бала. Стерлинг, Мунго и Ланахан сидели на корме, одетые в строгие сюртуки и отглаженные рубашки. Стерлинг, как всегда, был великолепен в сливовом сюртуке с золотым шитьем и рубашке, почти невидимой под облаками кружев. Ланахан, напротив, был одет во все черное, как третьеразрядный страховой агент. Мунго, который оставил все свои наряды в Балтиморе, был вынужден одолжить сюртук у хирурга .

Лодка ткнулась носом в причал. Стерлинг и Ланахан вышли из нее. Мунго поднялся, чтобы последовать за ним, но вдруг выругался.

- Я оставил свой галстук на борту корабля. Я вернусь за ним и присоединюсь к вам на балу.’

Стерлинг бросил на него острый взгляд; Ланахан пробормотал что-то о плохом воспитании. Но ни один из них не хотел ждать.

‘Мы увидимся там, - сказал Стерлинг.

Как только Мунго вернулся на "Черный ястреб", он отправился в каюту Типпу.

- Одевайся, - сказал он канониру. ‘Ты идешь на бал.’

Уродливое лицо Типпу сморщилось от удивления. - Капитан передумал?’

Мунго усмехнулся. - ‘Нет. Но как только ты окажешься там, он не сможет начать драку перед губернатором.’

Типпу уставился на него, в голове у него бурлил поток эмоций. Потом он запрокинул голову и рассмеялся.

- Он вышвырнет тебя с корабля.’

Мунго пожал плечами. - Ром, танцы, шлюхи, как ты сказал. По крайней мере, у меня будет компания.’

Особняк губернатора был построен на вершине холма, в стиле португальской виллы. Его коралловые стены поднимались к крыше из терракотовой черепицы, с коваными террасами, задрапированными бугенвиллеями. Его изящные арки и просторные проходы были устроены так, чтобы ветер, дующий с моря, направлял его в широкий мощеный двор в центре. Здесь собрались гости с серебряными бокалами кавы в руках, слушая звуки гитары фаду и ожидая появления губернатора. Хотя до Рождества оставалось всего две недели, ранний вечер был теплым и сухим, как сентябрь в Виргинии, с ароматом жасмина и морской воды.

Мунго и Типпу стояли у фонтана в центре двора. Типпу выглядел таким безутешным, каким Мунго никогда его не видел, втиснувшись в сюртук, плотно облегавший плечи, и брюки, которые почти разошлись на его бедрах. Парусный мастер сделал все, что мог, чтобы сшить костюм из куска ткани, который он привез из Англии, чтобы обменять на свой собственный счет, но даже его лучшие усилия едва могли вместить огромную фигуру Типпу.

‘Мне не следовало приходить, - сказал Типпу.

‘Ты беспокоишься о Стерлинге?’

Мунго еще не видел капитана, но это был только вопрос времени. В таком изысканном обществе Типпу выделялся, как кит в стае рыб.

- Не о капитане. - Типпу жестом указал на португальских дам, входивших в зал в завитках тафты и кружев. - ‘О них. Как я могу говорить с ними, когда они видят только мой размер и цвет моей кожи?’

‘Ерунда. Половина из них темнее тебя.’

В отличие от молочно-белых дев Англии и Америки, у гостей на балу была кожа цвета полированного золота, с темными глазами и длинными локонами, отливавшими блеском экзотического дерева. Подобно тропическим птицам, они были одеты в розовые и желтые, оранжевые и красные одежды, такие же яркие, как перья, которые они носили в волосах. Их глаза блуждали, когда они смешались с мужчинами, и многие из них задержались на мгновение дольше, когда увидели Мунго и Типпу.

- Кроме того, - добавил Мунго, - я видел дагомейских рабов, черных как уголь, и виргинских - с кожей, похожей на свежевыпавший снег. Цвет ни черта не говорит мне о человеке внутри.’

Его слова произвели странное впечатление на Типпу, но Мунго этого не заметил. Его внимание было приковано к молодой женщине, которая только что вошла во двор. Даже среди этой ослепительной компании она выделялась среди остальных. Она была такой же высокой, как и многие мужчины, хотя двигалась с кошачьей грацией, по сравнению с которой все остальные женщины в комнате казались неуклюжими. Ее миндалевидные глаза сияли, но в них не было ни невинности, ни наивности, несмотря на ее молодость. Мунго прикинул, что ей лет девятнадцать-двадцать. Каждый из присутствующих мужчин чувствовал исходящую от нее энергию.