Зов ворона

Из тростника, окаймлявшего воду, поднялась мокрая фигура. С его безволосой головой и огромными голыми плечами, он выглядел почти как гиппопотам, выходящий из реки. Но это был человек с тяжелой саблей в каждой руке. Он вышел из воды, где прятался, и бросился в бой. Трое матросов "Меандра" бросились на него с абордажными пиками. Он отбил острия в сторону, обезглавил одного человека взмахом своей массивной руки, ударил другого в лицо с такой силой, что сломал ему нос, и пробил последнего левой рукой. Еще несколько человек последовали за ним из воды. Это были те самые люди, которые незаметно проскользнули вниз по реке и перерезали якорный канат "Ворона". Их было всего пятеро, но они атаковали британских моряков с фланга, где те были беззащитны. Они нанесли кровавый удар, и когда моряки повернулись, чтобы встретить новую угрозу, они подверглись новому нападению людей Виси.

Ниже по реке "Ворон" остановился. Ее занесло на песчаную отмель, и он сел на мель. Люди на борту посмотрели на лодки, которые были привязаны к его борту, но их фалы были обрезаны, и лодок там больше не было. Не имея другого выхода, некоторые члены экипажа прыгнули в воду и попытались переплыть ее, чтобы помочь своим товарищам выбраться к "Меандру". Они заплатили за свою храбрость. Река выглядела спокойной, но ее течение было сильным, а русло глубоким. Вскоре вода зазвенела от криков людей, которых уносило в море.

Их услышали товарищи по плаванию на илистых отмелях. Ветераны Королевского флота, они не были новичками в ближнем бою. Они много раз сражались в абордажных отрядах против работорговцев и пиратов. Но они находились на тесных квартердеках, где боевая арена была строго ограничена. Это было ново и пугающе, не зная, откуда может последовать следующая атака.

Было и еще одно отличие. На корабле ты не сможешь убежать. Здесь у них была такая возможность. Люди Мунго давили на них изо всех сил, оспаривая каждый дюйм берега реки. Морякам сказали, что они пришли спасать африканцев, но теперь те же самые черные сражались и убивали их с поразительной эффективностью. Все больше и больше британские моряки приходили к выводу, что битва того не стоит. Они сорвались с места и побежали обратно через болота к деревьям на вершине насыпи. Назад к "Меандру", пришвартованному на другой стороне полуострова.

Мунго был не настолько глуп, чтобы думать, что битва выиграна. Если матросам удастся зарядить мушкеты и выстроиться в шеренгу, они смогут стрелять в людей на равнине. Он побежал за ними, широко развернувшись, вскарабкался по насыпи в рощу, где они затаились в засаде.

Позиция была оставлена. Все, о чем заботились моряки, - это вернуться на корабль. С высоты Мунго видел, как они бегут в лес. Он не пытался остановить их. Теперь их было слишком мало, чтобы причинить ему вред.

Кроме одного.

Фэрчайлд был последним, кто отказался от борьбы. Он не был трусом и с радостью отдал бы жизнь за свое дело. Но не было никакого смысла сражаться, когда его люди покинули его. Сдаться было немыслимо. И он побежал. Лучше сражаться еще один день, чем умереть ни за что на этом богом забытом клочке грязи.

Никто не последовал за ним и не сделал ни одного прощального выстрела. Победители были измотаны, и хотя у них было много винтовок, никто не мог найти патронов, чтобы зарядить их. Они отпустили его. Фэйрчайлд добрался до насыпи, ухватившись за корни, чтобы подтянуться, и последовал за своими людьми. Как только он окажется среди деревьев, то сможет оторваться от преследователей.

В лесу мелькнула тень. Из тени, скрывавшей его, вышел человек и встал на тропинке прямо перед Фэйрчайлдом.

Фэйрчайлд недоверчиво покачал головой.

- Мунго Сент-Джон. Похоже, Господь решил поставить тебя на моем пути.’

Мунго поднял шпагу. Фэйрчайлд рассмеялся. Он откинул куртку, и там, за поясом, лежал второй пистолет, нетронутый. Он вытащил его и направил на Мунго.

‘На этот раз у меня есть преимущество.’

Мунго замер. Даже в Кембридже тебя было трудно победить.

Фэйрчайлд пропустил комплимент мимо ушей. Он сражался с толпой работорговцев, превосходя их числом более чем в два раза, и все равно проиграл. Гнев и стыд горели в его груди. Но была одна вещь, которая ранила больше всего.

‘Как тебе это удалось? - спросил он. - ‘Как ты убедил этих черных сражаться против нас? Против собственных интересов? Против меня?’

Мунго пожал плечами. - ‘Ты хороший человек, - сказал он. - Но ты не можешь видеть дальше цвета человеческой кожи.’

‘Я не стану брать уроки морали у работорговца, - пролепетал Фэйрчайлд.

- Ты видишь черное лицо, и видишь только святого или жертву. Я вижу слабость и силу, жадность и надежду, ценность, которую можно эксплуатировать, и потенциал, который можно использовать - точно так же, как я вижу белое лицо. Короче говоря, я вижу человека, с которым могу иметь дело.’

Фэйрчайлд непонимающе покачал головой. - ‘Но какая тебе от этого польза, если цена этого дела - твоя собственная душа?’

- Господь в своей мудрости не оставил мне другого капитала для работы.’