Зов серебра

– Не надо… пожалуйста, не надо… – Кричать больше не получалось, от страха судорогой свело горло.

– Я вынужден, моя маленькая принцесса. – Сумасшедший доктор ласково погладил Еву по волосам, а потом толкнул…

Озеро приняло ее в свои ледяные объятья, оглушило холодом, закружило в водовороте, потащило куда-то вниз, на самое дно. Ева попыталась закричать, и вода хлынула ей в рот, выстуживая теперь не только снаружи, но и изнутри. Ева металась в этих страшных объятьях, пыталась выплыть. А ее все тянуло и тянуло в подсвеченные серебром глубины. Вокруг нее водили хороводы серебряные пузырьки и диковинные рыбы, и тонкие светящиеся водоросли вплетались ей в косы, а потом за косы эти тянули, тянули…

Холод прошел, вместо него пришел жар. Он рождался в легких, вспыхивал красным в голове и перед широко раскрытыми глазами, убаюкивал. И Ева сдалась, закрыла глаза, перестала бороться…

Наверное, в тот раз она умерла. Потому что впервые ей было спокойно и не страшно. Только немного больно. И снова холодно. Кто-то давил ей на грудь, переворачивал со спины на бок, не давал умереть окончательно.

– Перестарался. – Ненавистный голос сумасшедшего доктора звучал ровно, в нем не было ни злости, ни раздражения. – Следующий раз придется подкорректировать время.

Еве снова стало больно в груди, а потом изо рта вместе с криком хлынула ледяная вода. Из всего сказанного в голове осталось только одно – будет следующий раз…

А сумасшедший доктор уже бережно заворачивал ее в свою куртку и снова светил в глаза фонариком.

– Вот так уже гораздо лучше, моя маленькая принцесса. Мы с тобой все делаем правильно.

Дорогу назад Ева не запомнила. Очнулась она лишь, когда в вену воткнулась острая игла. Очнулась и закричала. Вокруг все еще танцевали серебряные пузырьки, водоросли и диковинные рыбы, они звали ее с собой на самое дно, обещали, что там, на дне, ей больше никогда не будет ни больно, ни страшно. Вот только Ева не верила. Она больше никому не верила. Эти руки… эти прикосновения… Лучше бы она умерла…

* * *

Ромка думал, что страшнее и больнее уже не будет. Как же он ошибался! Когда эти гады увели Еву, ему стало по-настоящему больно. Куда там сломанным пальцам до этой боли! Он дополз до запертой двери, прижался к ней сначала ухом, а потом спиной и заскулил от отчаяния.

– Они ее не убьют, – сказал Гордей. Он сидел на своей кровати, на Ромку смотрел широко раскрытыми глазами. Очень внимательно, словно видел впервые в жизни. – Мы им зачем-то нужны живыми.

– Зачем? – шепотом спросил Ромка.

– Я не знаю. – Гордей пожал худыми плечами, а потом продолжил: – Зато я знаю, чем можно расширить лаз. – Он спрыгнул с кровати, откинул в сторону матрас. – Видишь? – Ткнул пальцем в прикрученную болтами железную рейку. – Если ее открутить и чуть-чуть подточить, то получится почти нож.

Это была очень здравая, просто до странности здравая мысль. И если начать откручивать болты прямо сейчас, можно хоть как-то отвлечься от тревоги за Еву. Вдвоем с Гордеем они внимательно осмотрели все три кровати, выбрали ту рейку, которая оказалась закреплена хуже всего. С нее Ромка и начал.

– Ты работай, – произнес Гордей ему в спину. – А я посторожу, предупрежу, когда услышу их шаги.

– Как ты себя чувствуешь? – На Гордея он смотрел так же внимательно, как раньше тот на него.

– Нормально. – Гордей пожал плечами.

Вот это и было странно, вот эта совершенная нормальность. Но думать об этом Ромка не стал, взялся за работу.

– Они идут, – сказал Гордей, когда Рома уже почти справился с рейкой. – Застилай кровать.

Времени как раз и хватило, чтобы застелить кровать, встать напротив двери. Когда она открылась, первым вошел Балахон, оттеснил Ромку в сторону, прижал к стене. А гад, назвать которого доктором больше не поворачивался язык, внес в камеру Еву, положил на кровать, привязал кожаными ремнями. Она была вся мокрая. И одежда, которую гад небрежно бросил на пол, тоже промокла насквозь.

– Что ты с ней сделал?! – Ромка попытался вырваться из цепких лап Балахона, но тот держал крепко.

– Ничего фатального. – Гад уже набирал в шприц Евину кровь. – Ничего такого, что не укладывается в рамки нашего эксперимента. Я лишь ускорил процесс.

Дальше пришла очередь Гордея. Он не сопротивлялся, руку не прятал. На своего отца смотрел с таким же внимательным интересом, с каким до этого рассматривал Ромку.

– Как ты себя чувствуешь, сынок? – Гад казался удивленным.

– Спасибо, папочка, все хорошо. – Гордей улыбнулся и тут же стал похож на себя прежнего – беспомощного и глуповатого.

– А будет еще лучше, сынок. – Гад погладил ребенка по голове. – Скоро будет совсем замечательно!

Они ушли, так и оставив Еву привязанной. Превозмогая усиливающуюся с каждой секундой боль в ноге, Ромка добрался до кровати, дрожащими пальцами принялся развязывать кожаные ремни.

– Что они с тобой сделали? – Даже спрашивать оказалось страшно, не то что услышать ответ. Но он должен был спросить.